16 часов из жизни женщины

***

— Завтракать будешь? — каким-то враз охрипшим голосом спросил он.

— Иди ко мне, — позвала она, — Уже восемь часов. У нас так мало времени. Он подошел, голый по пояс. Она легонько провела ногтями по его спине, коснулась горячими ладонями впалого живота, осторожно пробежала пальцами вдоль брючного ремня и одним движением расстегнула пряжку. Он вздрогнул, прикрыл глаза. Как слепой, нащупал пуговицы на её блузке, тонкими нервными пальцами саксофониста, расстегнул одну за другой. Мария нетерпеливо тряхнула плечами, освобождаясь от ненужной материи. Его руки, словно узнавая, всё увереннее двигались по её телу. Наткнувшись на застёжку лифчика, досадливо замерли, но тутже решительно сломали оборону маленьких крючочков, оборвав один, особенно упрямый.

— Грудочки мои любимые. Как я по ним соскучился! — В его ладони доверчиво легли две маленькие плотненькие девчоночьи грудки, целомудренно белые, с затвердевшими от напряжения сосками. Ноги Марии вдруг стали ватными, сердце заколотилось. Она сползла перед ним на колени. Он качнулся ей навстречу, вышагивая из брюк. Мария обхватила руками его бёдра, впиваясь ногтями в крепкие ягодицы. Через тонкие плавки щекой она ощутила напряженную плоть. Бережно, как сапёр, распеленала замеревший в ожидании взрыва снаряд, кончиком языка медленно провела по нему снизу вверх, но, не достигнув самой маковки, вдруг передумала и отклонилась назад. Он застонал и рывком поставил Марию на ноги. Затем резко развернул её лицом к креслу и переломил пополам. Раздвинув коленом ноги Марии, он провел ребром ладони по её влажному лону. Она выгнулась как кошка, расставив пошире ноги, бесстыдно предлагая ему себя. Он так неистово овладел ею, как будто каждым ударом хотел вколотить до самого её сердца, застолбить навек своё исключительное право на эту женщину.

— Ну, давай же, давай! Трахни меня! Ещё, ещё, ещё, — шептала Мария. Её пальцы побелели, вцепившись в ручки старого кресла, а голова с разметавшимися волосами ритмично колотилась о его спинку.

* * *

Лёжа в кровати, пахнувшей свежими морозными простынями, Мария не могла заснуть. «После соития всякая тварь печальна, кроме женщины и петуха» — усмехнулась она, вспомнив китайскую мудрость.

Испытав «большой взрыв», по сравнению с которым сотворение мира — лишь незначительный эпизод в истории вселенной, они обессилено рухнули на пол, откуда буквально переползли в приготовленную им к её приходу свежую постель. Ощущение абсолютного счастья заполнило Марию с ног до головы. Тела не было вообще. То есть, оно приобрело совершенно астральную лёгкость и никак себя не обнаруживало. Он спал, по-детски свернувшись калачиком и подрагивая губами во сне. Мария постаралась повторить все изгибы его тела, чтобы обеспечить максимальную площадь соприкосновения с ним. Опираясь на локоть, она разглядывала спящего: цыганский профиль чуть горбоносого лица со впалыми щеками, цыганскую же шевелюру буйных черных волос с едва заметной сединой, чувственные эль-грековские кисти рук и длинные сухощавые ноги с совершенными ступнями средневекового святого. Слишком худой, почти тощий, он, дурачок, стеснялся своей худобы, полагая её немужественной. А она просто шалела от его поджарого, звонкого, как струна, тела. Как же ему шли костюмы, боже мой! Они сидели на нём с такой элегантной небрежностью и шиком, что все остальные мужчины рядом с ним всегда смотрелись пингвинами. «Лучик мой», — с нежностью подумала Мария. — «Мой лучик света в тёмном царстве»

Внезапно раздавшееся приглушенное гудение мобильного телефона, предусмотрительно поставленного в режим «без звука», вернуло Марию в действительность.

— Мария Сергеевна! Где Вы?!! Пришел заказчик, требует Вас. Мы выиграли тендер! Он сказал, что Ваш проект — это именно то, что ему нужно! Мария Сергеевна, Вы меня слышите? — голос ассистентки плескался в трубке бессмысленным набором звуков.

— Да, Даша. Я Вас слышу. Меня сегодня не будет.

— Как?! Вы с ума сошли! Заказчик обидится. Он уже нервничает.

— Бог с ним, Даша. Если ему нужен мой проект, он подождёт и до завтра. Всё! Конец связи. Я не могу сейчас говорить.

Нажав отбой, она отключила мобильный телефон.

***

Он, видимо потревоженный её вставанием, перевернулся на спину. Одеяло соскользнуло на пол. Она задохнулась, обжегшись взглядом о его голое тело. «Горячая волна желания», как пишут в дешевых дамских романах, поднялась от кончиков пальцев ног и затопила низ живота. Мария подняла упавшее одеяло и укрыла спящего. Потом сама нырнула под одеяло и по-кошачьи свернулась клубочком в его ногах. Хищно втянула ноздрями воздух. Дурманящий запах любимого тела заставил вздрогнуть от наслаждения. Он проснулся и обхватил её ногами.

— Ну, где ты там спряталась? Иди сюда, — позвал он, вытягивая её голову из-под одеяла.

Она послушно заскользила по нему, распрямляясь. Под тяжестью её тела он напрягся, воскресая для новой битвы. Она задвигалась, лёжа на нём, осторожно, вверх-вниз, сначала едва заметно, но постепенно наращивая амплитуду движения... И вдруг замерла, бессильно раскинув руки в стороны. Вдвоём они напоминали ей «витрувианского человека» Леонардо до Винчи. Проклятое воображение профессионального архитектора постоянно предлагало взгляд как-бы со стороны и подсовывало ненужные сравнения. Он, раздосадованный её внезапной неподвижностью, сбросил её с себя, перевернул и навалился на неё всем телом. Мария засмеялась. Он оборвал её смех, заткнув ей рот своим языком и чуть прикусив нижнюю губу. Она подтянула колени и развела их в стороны. Он буквально рухнул во влажную бездну, желая только одного, погрузиться в неё с головой. И опять ей казалось, что ещё немного, и он достанет до сердца и оставит на нём обжигающую печать, тавро: «Моё. Только моё. Я здесь хозяин».

— Ты, ты, ты... , — закрыв глаза, в такт его движениям твердила Мария.

— Я люблю тебя, — выдохнул он, с последним ударом заливая её расплавленным воском, запечатывая секретной печатью своей любви.

* * *

За окном черный занавес зимнего вечера возвестил об окончании сказочного действа. Мария открыла глаза. После третьего взрыва она ненадолго провалилась в спасительный сон. Его рядом не было. От этого захотелось немедленно встать с кровати, такой враждебной без него. Он стоял на кухне, не зажигая света, глядя невидящими глазами на падающий снег, и беззвучно играл на саксофоне. Босая нога, поставленная на табурет, отбивала такт, смуглые пальцы ласкали сладострастно изогнутый инструмент, а губы вдыхали в него душу. Мария прижалась к его спине, оплела руками поперёк живота, и закачалась в такт льющейся мелодии. На кухонном окне не было занавесок, но кто же об этом думает, когда танцует танго любви.