— Что?
Ксения приглушенно рассмеялась:
— Мне сегодня подружка, Светка, заявила: ты, говорит, лишишься девственности только, когда инопланетяне заставят!
— Мда... Ксюш, а сколько тебе лет?
— Мне? Через неделю будет восемнадцать. А что?
— Пригласишь меня?... А мне всего тридцать два. Считай, одно поколение. Так что не надо меня на вы, ладно? Тем более, что мы с тобой...
Юрик снова замолчал. Потом вдруг встал, канул в темноту — и через секунду его голос зазвучал со стороны:
— Давай сюда. Тут такая труба большая, на ней сидеть удобно. Только осторожно — ножки не порань, говна много...
Ксения нащупала Юркину руку, ухватилась за нее и влезла на трубу.
Глаза привыкли к темноте, и черное небо расцвело мириадами звезд, леденящих душу. Все вокруг казалось таким же невозможным, как летающая тарелка...
— Ксюш!
— А?
— Слышь... а мож не было всего этого? Мож, гипноз?... Внушила нам какая-то сволочь, и мы с тобой...
— Не знаю.
Юрик вдруг спрыгнул.
— Сиди. Раздвинь ножки, — он требовательно взялся за ее колени.
— А... а...
— Мой батя говорит: «в каждом деле нужно поставить точку». Ясно? Ну, не бойся, не бойся, Ксюш... Ксюшенька...
Он распахнул ей бедра, и в зудящую Манюню вдруг впилось мягкое жало.
— Оооу!
— Ага, нвавитфя? Сейфяф мы ф товой тафое сфелаем... — бормотал Юрик, вылизывая Манюню, как мороженное...
Тихонько подвывая, Ксения выпятила грудь, будто хотела проткнуть сосками луну.
Звезды плясали у нее в глазах, смешиваясь с искрами блаженства, коловшими ее тело, и черное бездонное небо всасывало в себя, и хотелось плакать от холода и жара, от горечи и сладости, которая вот-вот вскипит между ног, разольется по телу, выплеснется из нее, Ксении, и зальет все небо, всю Вселенную, и она, Ксения, умрет, расточившись меж холодных звезд...
Внизу сопел Юрик, умиляясь ее блаженству («какая же ты чувственная, пуся моя... поднажать бы, хоть и пасть отваливается уже... «), и старательно чавкал Манюней, обжигавшей ему язык.
Где-то над ними, среди звезд, плясавших в глазах Ксении, посапывал курсант Ыип, блаженно вытянув хвост после ионного душа.