А может, мы поменяемся?

У меня дико болит голова, горло дерет, ломит все тело. Мне то жарко, то холодно... Короче, я слегка простудился.

Лежу в своей кровати и пытаюсь не думать о том, что я, кажется, скоро просто сдохну, что концерты по всей Германии отменили, что я замучил бедную Кэрри, что мне впервые настолько хреново... Радует лишь одно – что эта болезнь не заразная, и я не напичкал Кэрри своими бациллами.

Вот дверь открывается, и она заходит. В руках что-то несет. Мне даже просто от созерцания любимой спины, почему-то облаченной в нежно-розовую рубашку, становится лучше. Она поворачивается, слегка улыбается – тоже рада меня видеть. Хотя, в общем, мы не виделись всего около сорока минут.

- Ну как ты? – Кэрри ставит все на тумбочку, садится рядом, трогает мой лоб рукой. – Я там принесла тебе еду...

Я делаю страдальческое лицо. Сил сейчас даже нет на то, чтобы дышать, тем более на то, чтобы есть.

- Ну давай, солнце, тебе надо покушать, - она гладит меня по голове и переводит взгляд на тумбочку, – принесла все, что тебе сейчас нужно, и ещё…

Не даю ей закончить, поворачиваю, притягиваю к себе и начинаю самозабвенно целовать. Сразу становится легко, ничего почти не болит, и понимаю, что я так сильно люблю её… Даже слов нет, чтобы это выразить, и я просто чуть сильнее обнимаю её. Чувствую, как Кэрри немного крепче сжимает мои плечи, когда я языком медленно провожу по её языку, а потом за зубами, слегка кусая за краешек губы. Наконец отрываюсь от неё, она раскраснелась, глаза блестят…

- …и еще я яблок принесла, тебе сейчас витамины нужны, - заканчивает Кэрри запыхавшимся голосом, - а еще я там таблетки купила, потом выпьешь, только я их, кажется, в куртке оставила.

Она вскакивает и быстро покидает мой номер. Да уж, в этом вся Кэрри – она выскажет все свои мысли, даже на самые разные темы, одним предложением, и тут же уйдет по-английски. Хорошо хоть, что возвращается всегда.

Сажусь, беру в руки чашку с бульоном, начинаю медленно есть. Горячо, горло обжигает, но вкусно.

Кэрри возвращается,кладет на тумбочку три упаковки таблеток.

- Три? – я откровенно удивляюсь.

- Жаропонижающее, отхаркивающее и антибиотики, – Кэрри смотрит на меня таким странным взглядом, который я никогда не умел разгадывать, – ешь давай, а то остынет.

- Хорошо, любимая, – хитро улыбаюсь. Она улыбается в ответ, берёт в руки пульт и начинает щелкать каналами. Я смотрю на её спину, в розовой рубашке, на волосы, спадающие прядками, так хочется к ним прикоснуться, но я не могу – в руках бульон, одной рукой чашку не удержишь.

- А почему ты переоделась? - наконец спрашиваю я.

- Инес, зараза, облила меня колой.

Да, Инес это умеет. Всегда пытается сделать Кэрри гадость, а она даже ответить ей не может.

- А ты ей что за это? – хотя, впрочем, я и так знаю ответ.

- Ничего. А что я должна была сделать? – наконец поворачивается и смотрит на меня, – я не злопамятная.

Доедаю свой бульон. Из-за ощущения сытости и слабости от болезни очень хочется спать. Ставлю пустую чашку на тумбочку, ложусь на подушку. Кэрри откладывает пульт, берет упаковки с таблетками, читает.

- Ага, значит надо... – выдавливает себе на ладонь две таблетки, – жаропонижающее выпьешь перед сном, это сейчас, - протягивает ладонь с медикаментами и стакан воды.

- Не хочу, - канючу я как ребенок. Но у Кэрри такой строгий вид, что приходится все же выпить. Она успокаивается, ставит стакан, подвигается ближе ко мне и снова берет пульт. Я спускаюсь чуть ниже, кладу голову ей на грудь, невольно заглядываюсь, как она кладет ногу на ногу, улыбаюсь. Кэрри, в свою очередь, перебирает мои волосы свободной рукой, гладит по голове. Чувствую, что очень хочу, просто беспредельно, но мое состояние сейчас не позволяет, и я лишь вздыхаю, устраиваясь поудобнее.

Телевизор все мигает – ничего интересного там нет, и Кэрри мучает бедный пульт. Наконец находит какую-то программу про размножение новозеландских божьих коровок, отбрасывает пульт и начинает плести мне косичку.

- Кэрри, ты что, издеваешься? – я смеюсь, – это тебе косички заплетать надо, не мне, у тебя волосы длиннее.

Она лишь хмыкает, наклоняется и целует меня в лоб. Я, разморенный, под действием бормочущего телевизора и Кэрри, копошащейся у меня в голове, чувствую, что сейчас засну. А у меня в голове крутятся несколько вопросов, и задать их нужно прямо сейчас, пока я не отбыл в царство Морфея.