- Генночка, давай трахнемся, ты же хочешь ещё. Вот он какой большой и красивый, и хочет меня. Давай!
- Вот и садись на него, такого красивого. Залазь сверху, покатаешься как на лошадке.
Он помог ей надеться на член, осторожно вводя и насаживая её маленькую щелку,пока тот не вошёл полностью и она смогла, сначала медленно, но затем всё быстрее поднимать свой миниатюрный и красивый задок и опускаться на него.
Скачки начались и продолжались минут десять. Люся три раза кончала, заливая его своими соками, и только на четвёртый раз, уже изнемогая от наслаждения, пришла к финалу вместе с Гешкой, почувствовав его струю внутри себя, сваливаясь ему на грудь, шепча слова любви и благодарности.
Они долго лежали, он внизу, она сверху не разъединяясь, целовались, щупались и были довольными.
Жоркина любовь (или через год после насилия).
Настя заканчивала работу около десяти, подсчитывала выручку, сортировала купюры, упаковывала и сдавала их для укладки в сейф, а в десять десять вечера выходила из магазина, который сдавался под охрану, и шла домой.
Всё точно так же, как и год назад, когда её отловили и изнасиловали дворовые пацаны на детской площадке их же двора, и когда она узнала Жорку, он был одним из насильников, и влюбилась в него.
Больше её никто и никогда не трогал, а Жорка постоянно встречал её после работы, и они шли к ней, в малогабаритную двухкомнатную квартиру, где подолгу занимались любовью. Иногда Жорка ночевал у неё, иногда уходил домой, поднимаясь на два этажа выше. С пацанами, участвующими тогда в насилии, он разобрался, дав им понять, чтобы они обо всём забыли, или при любой болтовне, будут иметь дело с ним лично.
Жоркину природную силу во дворе уважали все, а некоторые и побаивались. Поэтому никакой болтовни и сплетен не было, а Настя оказалась под надёжной защитой почти всего двора и лично Жорки. Жорка любил её, а она его боготворила и была готова отдаваться ему всегда и везде, где и как он захочет, хоть и была почти на шесть лет его старше. Ему уже исполнилось восемнадцать, но армия ему не грозила, врачи признали у него плоскостопие и потерю слуха на левое ухо, и он получил "белый" военный билет. Во дворе, да и в квартале, он был признанным лидером.
Без него не обходилась ни одна разборка и ни одна драка в квартале, но ему везло, он никогда не попадался ментам, всегда смывался во время, навесить на него им было нечего.
Сегодня в десять вечера Жорка был уже около магазина и ждал появления Насти. Да Настю он любил, но утверждать, что не изменяет ей он бы не стал. Да, год назад, он был невостребованным женским населением двора и квартала, но многое изменилось с тех пор. Он стал лидером, не прилагая для этого почти никаких усилий, но его признали и стали узнавать. Девчонки не обращавшие раньше на него никакого внимания, захотели вдруг попробовать и его, он тоже не был против, и перетрахал за это время очень многих, игнорируя только целок. С его габаритами те могли запросто стать инвалидками или ещё что похуже.
Поэтому девственниц он не трогал, но многие, кого он опробовал, тоже больше к нему не совались, себе дороже.
Зато с Настей у него было полное ощущение счастья, они явно были созданы друг для друга. Вот и сейчас она вышла с заднего хода магазина и счастливо заулыбалась увидев его. Подошла, поцеловала и взяла под руку. И Жорка расцвёл от этой простой ласки и улыбки любимой женщины. Его не очень привлекательное лицо, помягчело , когда и он ласково улыбнулся Насте отвечая на её поцелуй.
- Куда сейчас, Жорочка? Погуляем или сразу ко мне пойдём? Знаешь за целый день в помещении устала очень и хочется подышать свежим воздухом. Пойдём милый, погуляем немного, или посидим где нибудь на свежем вечернем воздухе. Ты пива хочешь? Я взяла с собой три банки, из холодильника, для тебя.
- Настя, ты за мной как за младенцем ухаживаешь. Всё только для меня. Ладно, давай одну банку и пойдём к речке, посидим в беседке, надышишься там свежим речным воздухом. Дай и я поцелую тебя, мою красавицу.
Обнявшись, они спустились к речке и, прогнав пацанят, устроились в беседке между трёх березок в двадцати метрах от воды. Настя положила голову ему на плечо, обняла его, вздохнула.
- Как хорошо, Жора! Воздух влажный и чистый, а дышится то как легко, и ты рядом. Хорошо.
- Мне тоже хорошо Настя, когда ты рядом. Ничего другого не хочется даже.
- Ой, ли? Совсем ничего, а что это у тебя брюки оттопыривает? Жора, а ты помнишь какой сегодня день?
- Нет, а что? Должен помнить? День как день, жарковатый был, сейчас нормально.
- Я не об этом. Сегодня исполнился ровно год, как мы вместе, и так же год с того изнасилования. Вспомнил?
- Настя, я старался забыть о том проклятом насилии, а ты напоминаешь. Зачем?
- А я наверное всегда буду его помнить. Особенно, как ты мне тогда засадил сзади, со всего маху. Я тогда закричала от боли, а потом был один непрекращающийся оргазм, и это было так здорово. О твоих подельниках я уже и забыла, так как не испытывала ничего кроме сожаления, что они кончают в меня, противно было. А тебя я никогда не сумею забыть. Такое у меня было впервые и я счастлива, что мы с тобой вместе.
Настя положила руку на оттопыривающуюся часть брюк, сквозь них посжимала напряжённое "чудовище" и прошептала ему: