Балабан

Деревня наша по Забайкальским меркам была не из маленьких, почти сотня дворов разместилась в распадке между двумя сопками-близнецами. И был у нас юродивый, не то чтоб физически он был обделен, нет, но умишком его господь бог обидел. Для нас же, босоногих, не знавших в те времена ни радио, ни телевидения он был чуть ли не главным предметом развлечений. Чего только ни чудили мы вокруг блаженного, как только не изгалялись.

Жил Балабан на отшибе, в обветшалой избенке, ни кого не трогал, а встретив ораву пацанов - старался уйти с дороги, делая вид, что не слышит насмешек и злых шуток в свой адрес.

Как-то под вечер Сенька, соседский сорвиголова, прибегает ко мне:

- Темка, - говорит, - я тебе сегодня такое представление покажу, и во сне не привидится.

- Брешешь ты как всегда, - больше для фарсу заявил я, но сам безусловно заинтересовался.

- Да не стоять мне на этом месте, если брешу, - не сдавался Сенька.

Одним словом дал я ему себя уговорить и поволок он меня на окраину. Кустами мы добрались до хлипкого частокола, огораживающего владения Балабана.

- И чего ради ты притащил меня сюда? - все с тем же деланным равнодушием спросил я.

- Да подожди ты, не торопись, - Сенька бросил взгляд по сторонам, мигом перемахнул через ограду, я последовал за ним.

Крадучись мы вплотную подобрались к полуразваленному сарайчику в глубине двора. В нем Балабан держал свою единственную дряхлую уже коровенку. Сенька прильнул к прорехе что-то рассматривая внутри.

- Глянь, - приглушенно прыснул он отодвигаясь в сторону. Сначала в полумраке я не понял над чем он смеялся, но, приглядевшись, не удержался от дикого хохота. Балабан, привязав свою Дуньку мордой к яслям, стоял возле ее хвоста со спущенными штанами и пристраивался к корове.

Услышав мой гогот блаженный на миг замер, а затем мгновенно натянув штаны выскочил из сарая. Такого озлобленного лица, просто горящего ненавистью, я у него никогда раньше не видел. Схватив подвернувшийся под руку дрын он кинулся на нас. Спотыкаясь о всевозможный хлам мы бросились наутек.

Увы, Балабан оказался быстрее, прежде чем нам удалось вырваться с его дворика и мне и Сеньке не единожды досталось его шпалерой по хребту.

Оторвавшись в конце концов от разъяренного Балабана, запыхавшиеся и исключительно возмущенные такими его действиями, мы оказались у реки.

- Ну, сволочь, - мстительно заявил Сенька, прикладывая смоченную водой рубаху к ушибленным местам, - я ему этого во век не прощу!

Я же злился не только на дурачка, но и на друга, а посему, отвесив ему оплеуху, заявил:

- Хорошее представление ты мне показал, еще пару раз посмотрим и прямиком на Юрьево кладбище отправимся.

- Если б ты гоготать не стал, он бы нас ни за что не заметил, - набычившись возразил мне тот.

- Ладно, черт с ним, - смилостивился я и, не выдержав, снова расхохотался. - Кто бы мог подумать, что у Балабана любовь с Дунькой?

- Черт с ней, с любовью. Давай думать как мстить будем, - упрямо пыхтел Сенька.

- Ну уж не знаю. Ты у нас самый ушлый, вот и думай, - я развалился на траве.

- Силой тут не возьмешь, бугай он здоровый, - рассуждал мститель, - придется здесь мозгой пошевелить.

- Думать-то ты думай, а сейчас давай по домам, темнеет уже, - я встал. Мы пожали друг другу руки и разбежались по домам.

И все же Балабановы побои беспокоили не только Сеньку, но и меня. А когда перед сном мать потребовала ответа за синюю спину, так я просто возненавидел его.

Меж тем, через три дня, ко мне снова заскочил Сенька. Такой лисьей загадочной физиономии я у него не видел.