- Хуля, бля, зона? Мы аккуратно...
- Аккуратно, бля... как же! В прошлом году, когда шел осенний призыв, трое сержантов за это самое - получили срок? Получили. Вместо дома - на "дизель". А тоже, бля, думали, что аккуратно...
- Хуля ты равняешь? То, бля, козлы были... уроды! Упились - и долбили пацана полночи, очко ему измочалили - разорвали-раскурочили... я ж не об этом - не о таком - тебе говорю! Можно ведь... по-другому можно, по-хорошему! Без всякого, бля, насилия - без всякого принуждения... можно? Можно! Ты, по-моему, когда в бане сегодня этим бойцом любовался, именно об этом думал... а? - глядя Андрею в глаза, Максим снова приглушенно - едва слышно - смеётся. - Только честно, Андрюха... честно признайся: ты в бане сегодня - думал об этом?
- О чём - "об этом"? Ну-ка, ну-ка... уточни, пожалуйста!
- А хуля, бля, уточнять? И так всё ясно: думал ты, на голого птенчика в бане глядя, как бы вставить ему - засадить в попец по самые помидоры... что - не так разве? Я же видел, Андрюха... видел, как ты в бане щупал его взглядом, примериваясь...
Максим, упруго выдыхая слова, испытующе смотрит Андрею в глаза, и Андрей, глядя в глаза Максу, снова ловит себя на мысли, что говорить ему обо всём этом совсем не хочется... то есть, совершенно не хочется - говорить об этом применительно к Игорю; говорить с Максом об Игоре - не хочется; сами слова, произносимые Максом по отношению к Игорю - "вставить", "в попец", "по самые помидоры" - его, Андрея, коробят... через силу улыбаясь - стараясь, чтоб улыбка выглядела как можно ироничнее - Андрей с легкой пренебрежительностью, как старший младшего, хлопает Максима по плечу:
- Долбоёб ты, Макс! Понял? Лапал-щупал я взглядом в бане голого пацана... я что, по-твоему, голубой? В бане, да будет тебе это известно, я смотрел на всех одинаково, и - ни о чём таком я не думал и не помышлял... в отличие от тебя, извращенца хуева!
- Да ладно тебе! Отрицаешь, словно есть в этом что-то ненормальное... не думал он, как же! - отзывается Максим, никак не реагируя на последние два слова, сказанные Андреем в его адрес.- Говорю тебе, что не думал... - с напором повторяет Андрей; он хочет добавить что-то еще, но Макс не слушает его - Макс, Андрея перебивая, говорит с не меньшим напором, и кажется, что от каждого слова, выдыхаемого Максом, пышет жаром:
- А не думал, так надо... надо подумать! Хуля ты смотришь? Такой, бля, мальчик, и ты у него - командир... ты - его хозяин... хуля нам ещё надо? Всё же, Андрюха, в наших руках! Раскрутим его, раскатаем в каптёрке, и - по разику... в попец - по разику... или по два - от него не убудет, а нам, бля... нам это будет - в кайф! А может, и ему самому это в кайф окажется - вообще будет кайф! Всеобщий, бля, кайф... а?
Андрей, глядя на Максима, молчит, не зная, как - какими словами - Макса обломать... а обломать его, Макса, надо обязательно - не в струю всё это! И потом... они, когда шли сержантами в "карантин", ни разу ни о чём подобном не говорили - ни разу не обсуждали возможности своего предстоящего сержантства в том плане, что, пользуясь своим положением, можно будет кого-то "раскрутить", "раскатать"... они даже вскользь ни разу эту тему не затрагивали - ни намёком, ни в шутку... и вот - на тебе!
- Ну? Чего ты молчишь? Сегодня, бля, можно... все уснут - мы разбудим его, и...
Все уснут... Андрей, всё так же молча глядя на Макса - ничего не говоря в ответ, мгновенно представляет Игоря лежащим на спине с широко раздвинутыми, послушно поднятыми вверх ногами... ягодицы распахнуты, и между ними - туго сжатая, трепетно ждущая, вазелином увлажнённая девственная норка... кайф! Он, Андрей, уже не раз мысленно видел эту картину... картину, где Игорь, лежащий в каптёрке, доверчиво отдаётся ему, запрокинув к плечам колени полусогнутых, широко расставленных ног, и - каждый раз, когда он всё это мысленно видел-воображал, в груди его начинало сладостной истомой плавиться неизбывно щемящее чувство безысходной нежности... вот только Максиму в этих картинах места не было - ни разу Андрей, представляя своё уединение с Игорем, не подумал про Макса...
- Ну! Чего, бля, молчишь? Говорю тебе: сегодня можно... раскатаем мальчика, и... один раз - не пидарас... а? Давай!
Голос Максима диссонансом врезается в мгновенно возникшую картинку, и картинка эта, сладостно волнующая, где Максу места не было и нет, вмиг рассыпается, как сказочный домик, - Андрей, стряхивая с себя невольное наваждение, смотрит в глаза Максима с лёгкой - едва уловимой - насмешкой.
- Всё, Макс! Проехали! Мальчик останется мальчиком - я хочу, бля, уйти на дембель, а не ехать на зону... понял? - Андрей, сделав последнюю затяжку, резким щелчком запускает окурок в сторону газона.
- Нет, непонял! "Мальчик останется мальчиком"... да ради бога! Мы с тобой тоже вроде не девочки... - Максим, глядя Андрею в глаза - с завидной лёгкостью пропуская мимо ушей слова Андрея про зону, тихо смеётся. - Ты же сам говорил ... сам объяснял мне когда-то, что между мальчиком-"мальчиком", попец подставляющим, и мальчиком-"девочкой", в попец дающим, дистанция огромного размера... объяснял мне это?
- Ну, объяснял... всё правильно: есть влечение временное - ситуационное, вызванное обстоятельствами, и есть влечение врождённое - как вариант сексуальной ориентации...
- Вот именно! Если мальчику на роду написано не быть девочкой, то мальчик останется мальчиком - никто его девочкой не сделает, хоть сто раз он своё очко подставит... так ведь?
- Ну, так... допустим, что так, - не очень уверенно отзывается Андрей; он говорит это, невольно думая о Максе... и ещё - о себе самом.
- Вот! А если всё так, то - что из этого следует? А из этого следует, что мы объясним всё это птенчику - по-хорошему объясним, по-дружески, внятно и понятно, если сам он в этом плане ещё не догоняет, и... попихаем его в попец - покайфуем! Нормальный, бля, секс - для пацанов, оторванных особей пола противоположного... чего здесь особенного?
- Ничего, бля, особенного, - отзывается Андрей, пожимая плечами. - Если желание это взаимно - ничего особенного в этом нет. Но это я понимаю. Это ты понимаешь... а он?
Максим, пристально глядя Андрею в глаза, щурится - он смотрит на Андрея так, словно хочет разглядеть что-то такое, что от него скрыто, что он хочет и не может увидеть.
- Слушай, Андрюха... я тебя что-то никак не пойму: ты чего так о нём беспокоишься, а? Он тебе - кто? Брат? Земляк? Племянник?
- Он мне - никто... я о нём - я о себе беспокоюсь, - отзывается Андрей, изо всех сил стараясь, чтобы голос его звучал как можно убедительней. - И о тебе, если хочешь... о тебе, о долбоёбе, беспокоюсь - тоже. Это что - трудно понять?
- Спасибо, конечно... за беспокойство твое - обо мне, о долбоёбе, - Максим смотрит на Андрея, не скрывая иронию. - А только, Андрюха, мне кажется, что ты меня не слышишь... или упорно не хочешь слышать. Я говорю тебе еще раз: мы не будем его принуждать - не будем насиловать, затыкая ему рот, выкручивая руки... мы ему, птенчику, всё объясним... популярно объясним, что к чему в этом мире двойных стандартов, и - ласково, с вазелином... раскатаем, бля, по разику - душевно перепихнёмся... это что - криминал?