Четыре белые хризантемы

— Не обращай внимания, — я попытался смягчить удар, который Крушинин нанёс по душе Алексея, и даже выдавил улыбку. — Он не с той ноги встал.

— Он любит тебя, Максим, — Рыжик обречённо опустился на стул и наконец поставил чашку на подставку. Пальцы у Алексея были красными, и я побоялся, что он обжёгся.

— Не говори ерунды, — отмахнулся я. — Он сам тебе такое говорил?

— Нет.

— Ну, нет — значит нет.

Рыжик усмехнулся так тоскливо и безнадёжно, что у меня защемило сердце.

— Говорить ведь не обязательно, — он с досадой вытер ладонью скупую влагу с ресниц, по-прежнему не глядя мне в глаза. — Он когда-нибудь кричал на тебя, Макс?

— Ну... нет, — неуверенно ответил я, пытаясь припомнить, было ли что-нибудь подобное.

Мне отчего-то стало стыдно признаться, что я даже не видел никогда Крушинина в подобном состоянии. Сегодняшняя сцена стала для меня откровением, неприятным и неожиданным. А вот у них с Алексеем, похоже, такое случалось не впервые.

— Вот видишь. Он очень беспокоится о тебе... — начал Рыжик.

Тут сорвался я:

— Бред. С чего ты взял?

Алексей пожал плечами.

— У нас почти все разговоры о тебе. Знаешь, Олег просыпается утром и говорит, мол, надо позвонить Максу. Надо позвать в гости. Я забегу к нему по делу, потому после работы задержусь, — Рыжик посмотрел мне в глаза, и я прочёл в них боль — нарисовать бы такое — прославился бы, но во мне заговорила совесть. А Алексей уже не мог остановиться: ему было плохо и необходимо было выговориться.

— А однажды Олег сказал мне: «Давай поиграем: я буду Андреем, а ты Максом...»

Я поперхнулся и пролил кофе на стол. Бурая жидкость растеклась по белой скатерти уродливым пятном, но мне стало уже не до него.

— Я не выдержу больше, Макс, — голос Алексея стал совсем тихим, и я забеспокоился, что дело — дрянь. Не наложил бы на себя руки. Казалось, что у Рыжика даже не осталось сил дышать.

— Что я ему плохого сделал, скажи мне? — продолжал он. — Я из кожи вон лезу, чтобы нравиться Олегу. Я на всё соглашаюсь, я готовлю, стираю, прибираю за ним. В постели я в последнюю шалаву превратился, только чтобы ему хорошо было. Секс втроём? Пожалуйста. Игры? Хорошо. Любые. Хочет звать меня Максом иногда? Хорошо. Я не... — Алексей закрыл лицо руками и вздрогнул, словно от судороги. — Прости, Макс. Зря я всё это... Прости.

— Ну что ты? — я не знал, как утешить Рыжика и помочь ему. Впервые в жизни захотелось въехать Олегу по симпатичной роже. Я подошёл к Алексею и обнял его за плечи, а он сидел тихо, словно уже не существуя в этом мире. — Всё наладится. Я точно знаю. Ты мне веришь, Лёш?

— Нет, не наладится, — он натужно вздохнул и положил ладонь поверх моей руки. — Я ведь его даже бросить не могу. Люблю придурка этого. Много раз уйти хотел, но не могу. Скажи, ну чего ему нужно? Что во мне не так?

— Не в тебе дело. Просто Олег такой...

— Он мне казался ласковым и обаятельным вначале. Я был так счастлив, что земли под ногами не чуял. Не понимаю, что произошло. Почему он так со мной? За что?

Рыжика трясло не на шутку, и, чтобы снять стресс, я налил нам обоим по пятьдесят грамм Хеннесси.

— Выпей, — я дал ему стопку, и он виновато посмотрел на меня. — Пей, легче будет. Мне помогает.

Он не стал перечить, но распитие на двоих пол-литра всё равно не изменило ситуацию. Алексей даже не особо захмелел, а решимость напиться в доску в нём ощущалась сильно. Он полдня извинялся передо мной за Олега и за то, что так получилось с Андреем. Забавно, но я считал, что Рыжик уж точно ни в чём не виноват. Люди с таким золотым сердцем мне в жизни встречались редко, теперь я был уверен, что Олег — законченный идиот. Я не хотел отпускать Рыжика домой, но к пяти часам он заторопился, и, хотя мы не говорили больше о Крушинине, я знал, что это из-за него.