Я взмолился Ыййя, чтобы он помог мне тоже взглянуть на нее, хоть и знал, что это невозможно. Ыййя укоризненно посмотрел на меня:
- Зачем просить то, чего не будет? Но я могу сделать, чтобы ты увидел все, что видел я сам. Ты хочешь этого? Ты уверен в этом?
Я выразил свое желание так страстно, как только мог, не понимая пока, о чем идет речь.
- Тогда смотри! - и вдруг в моей голове будто зажгли телеэкран. Я как бы наблюдал за фильмом, лишенный возможности вмешаться в его действие; Ыййя передал в мой мозг то, что видел сам, как файл - из компьютера в компьютер.
То, что я видел, было ужасно. На прозрачном столе, заляпанном пятнами краски, лежало золотое женское тело. Оно было неподвижно; металлическая поверхность его была глянцевой, блестящей и совершенно безжизненной. Его нельзя было бы отличить от статуи, если б не грудь, которая мерно вздымалась вверх: статуя дышала. Это была Аэа.
Ни одного клочка человеческой кожи на ней не было: все было густо залито краской, и даже роскошные волосы ее были склеены в золотую массу. Глаза ее были закрыты и залеплены краской; возможно, она не могла открыть их.
Двое людей красили ее, обмакивая кисти в большую банку. Аэа была уже покрыта многими и многими слоями, судя по тому, что кожа под краской совершенно не угадывалась, - и ее все равно обмазывали снова и снова, блокируя доступ к энергии...
Потом эта картина сменилась в моем сознании другой, еще более ужасной. Я видел все тот же зал, - но теперь в нем было много людей, одетых только в роскошные цветные плащи. Часть из них возлежала в шезлонгах и пила из высоких сосудов, а часть обступила стол в центре зала. На нем голый мужик трахал Аэа.
Он ебал ее, как кобель, без ласк, остервенело бодая ее членом, и лицо его выражало тупую звериную похоть. Золотая статуя под ним извивалась, маялась, выгибалась; рот ее был приоткрыт, и, хоть я не слышал звуков - знал, что из него вырываются мучительные.
Мужик изогнулся вдруг в судороге, тряхнул Аэа, как коврик, и упал на нее; другой мужик шлепнул его по голой заднице, протянул ему сосуд, после чего сам пристроился к Аэа, вставил в нее свой куцый член и принялся долбить ее. Аэа подмахивала мужику, дергаясь вместе с ним, потом выгнулась, как от электрошока, обхватила его ногами - и золотая маска, облепившая ее лицо, исказилась в жуткой гримасе...
Так было и третьим, и с четвертым мужиком - все они ебали Аэа, пустив ее по кругу, а та лежала, беспомощная, на столе и умирала от пытки наслаждением, неизбывной и бесконечной, как смерть. Она кончала, как заведенная, обхватывая золотыми ногами каждого из мужиков по многу раз; оргазмы вырывались из нее будто против воли, замедленно, болезненно, мучительно, и я понимал, что она истощается, тает в них, как Снегурочка...
***
Все, что было дальше, я помню, как мутный сон. Мои собственные силы были на исходе, хоть и поддерживалисьЫййя и обильным питанием, - но я рвался немедленно, сию секунду спасать Аэа. Ыййя печально качал головой: напрямую бороться с Сильными невозможно, а украсть Аэа очень трудно: дом Хви защищает силовое поле. Сам Ыййя мог бы преодолеть его, но вдвоем с обессиленной Аэа - нет...
И тут меня осенила мысль. Она была навеяна моим воспитанием, моей принадлежностью к советскому и постсоветскому менталитету; она была простой, банальной до глупости, - и я испугался, что ее так и воспримут. Но все-таки высказал ее:
- Ыййя, скажи мне, сколько на этой планете людей, которые не спасуют перед Сильными?
- Двести тридцать восемь, - последовал неожиданно точный ответ.
- Они любят Аэа?
- Они преклонялись перед ней.
- Тогда - отчего бы их не собрать и не устроить восстание?
- Восстание?
Ыййя не понял меня, и мне пришлось подробно объяснять, что это такое. Идея бунта, оппортунизма, революции была настолько чужда менталитету этой планеты, что премудрый телепат Ыййя долго не мог понять, о чем я толкую. Но когда понял...
Никакой подготовки, никакой пропаганды, никакой «революционной работы» не было. Просто Ыййя вдруг исчез, а потом вокруг меня стали появляться голые люди - мужчины и женщины. В основном они были молоды и очень красивы, но среди них попадались и глубокие старцы. Они проявлялись из воздуха, подходили ко мне и пристально смотрели на меня; я бы, наверно, сошел с ума от этого молчаливого коллективного рентгена, если бы не чувствовал, что они желают мне добра. Они, как и Ыййя, читали в моей голове мою историю и спрашивали меня о том, что им не было понятно. Несколько раз среди них мелькал и сам Ыййя.
Все это заняло час или полтора. Не было никаких речей, воззваний или лозунгов; в какой-то миг я почувствовал, что прибыли все, и наступил решающий момент: все выстроились вокруг Ыййя, как опилки вокруг магнита, пронесся какой-то ветер флюидов - и вдруг все исчезли.
Я кричал в пустоту: "Эй, а как же я? Возьмите меня! Я должен там быть! Эй!..", но никто не отвечал мне. На меня вдруг обрушилась страшная слабость, и я упал в траву, опустив голову...
…Так прошел час или два, а может быть, и больше - не знаю. Через какое-то время я вдруг почувствовал гул - будто вокруг меня гудела земля. Этот гул не был звуком в полном смысле слова, он походил скорее на шум в ушах - но я знал, что источник его находится извне. Еще через какое-то время я стал различать в гуле человеческие голоса - и меня осенило.