---
Доброго времени суток всем читающим данный рассказ.
Предлагаю вашему вниманию его пятую часть. Надеюсь, что она порадует вас не меньше предыдущих.
---
Склонившаяся в, почти что, молитвенном жесте фигура девушки, подсвеченная со всех сторон слабо пульсирующим багровым светом, казалась олицетворением какого-то древнего, забытого всеми культа. Мои чувства, все еще взвинченные после произошедшего, буквально облизывали ее, позволяя мне полнее прочувствовать близость живого существа. Я отчетливо слышал быстрое биение ее сердечка, видел пульсирующую жилку на шее, осязал идущий от нее пряный аромат неизвестных мне благовоний, чуть подернутый нотками свежего пота. Самым настойчивым желанием было подойти, запрокинуть ее голову и впиться в ее шею, чтобы хоть ненадолго заглушить вечный голод, идущий за мной по пятам. И только слабый голос рассудка, настойчиво шепчущий о том, что без ее помощи я вряд ли смогу выбраться отсюда. Тем более что та, кто с такой готовностью протягивает свое оружие, может с не меньшим усердием подставить и другие части своего тела. Главное – выяснить, откуда взялось такое неожиданное почтение, и не дать ей соскочить с крючка собственного самообмана.
Как бы ни было приятно смотреть, на склонившуюся в почтении странную эльфийку, но сцена определенно затягивалась. Явно требовалось, что то сказать, но это, в свою очередь тоже было непростым делом. Если учить язык просто, то сначала узнаешь самое необходимое (да, нет, дай, сколько, определенный набор ругательств), а потом уже начинаешь растить полученное, как дети наращивают, катая, снежный ком. Тут же, полученное чужое знание напоминало пыльный чердак бывалого скряги – вроде бы есть все, а где оно лежит и как к нему добраться - неизвестно.
- Спасибо, можешь вставать,- сказал я, наконец, подобрав нужные слова
Девушка подняла ко мне лицо, просияла, и, кивнув, мигом оказалась на ногах. Оставалось только позавидовать скорости и одновременной грациозности ее движений – она словно алхимическое стекло перетекала из одного положение в другое.
- Интересно, она такая же гибкая и в постели? - подумал я, представляя ее, извивающейся в эротическом танце, подходя все ближе и ближе. Спустя несколько секунд я увидел заинтересованное выражение на ее лице. И понял, что пока предавался сладостным грезам, гораздо более прагматическая часть меня уже встала, стремясь воплотить мечты в реальность. Я не чувствовал себя смущенным, но в то же время было немного не по себе от ее реакции. Обычно девушки хоть как то реагируют на неожиданное обнажение и эрекцию мужчины. Кто то завизжит, кто то будет действовать, особенно если ситуация располагает. Но вот так стоять, и просто смотреть, словно на экзотическую зверушку.
- Что? - резко спросил я, ощущая зарождающееся раздражение.
- Я могу говорить? - с удивлением спросила она. Прямо таки идеальная жена. Красивая, стройная, быстрая, да еще и спрашивает можно ли говорить. Вот только нужно помнить, что природа не терпит идеального, и бесплатный сыр только в погребе со слабой дверью. Я кивнул, и она благодарно воскликнула:
- Спасибо за милость, старшая сестра.
- Если у вас так принято, то я брат, а не сестра, - возразил я
- Брат? - вопросительно приподнятая бровь
- Парень, мужчина, - растолковывал я.
- Кто?
- Посмотри на меня, разницу между нами видишь?
- Да.
- У тебя совершенно другое тело. А значит …? - я сделал выразительную паузу
- У старших, наверное, все по-другому. И что?
- И ничего. Я хочу, чтобы ты не называла меня сестрой. Если с братьями у вас сложно давай по имени. Я – Карл.
Она повторила мое имя, смешно растягивая звуки. Лучше чем ничего.
- Ая, - сказала она, указав на себя. При этом, на ее обнаженном левом плече, словно услышав команду, засветились серебристым светом две буквы. Вернее я думал что это буквы, потому как ни с чем другим эти два островка переплетенных линий ассоциаций не вызывали, да и появились уж больно вовремя.
- Короткое, - сказал я. Интересно, если у них у всех такие, они между собой не путаются?
Ее глаза сверкнули ярче.
- Я не маленькая! Мне уже 17 вздохов, и почти дали третий символ к имени! - ее голос звенел от обиды. Спохватившись, она наклонила голову. - Прости, я не умею держать себя в руках.
- Это ты извини, я не знал о ваших обычаях. У вас что, длинна имени зависит от возраста? - спросил я не в силах сдерживать улыбку от представления эдак, пятисотлетнего эльфа… или сколько они там живут, с именем длинной в сотню букв. Пока поздороваешься, уже забудешь, зачем пришел.
- Не совсем. Первый символ это дар от матери. Читается как «А», но все зависит от написания. Это означает «огонь». Второй выбирается самой, при достижении 15 вздохов богини, как знак вступления во взрослую жизнь. Он значит «кровь». А все вместе дают значение стремительности, смелости. Немножко безрассудства» улыбнувшись, сказала она, и, помолчав, добавила - А чтобы считали взрослой нужно получить третий символ. Его дает старейшина за какие-либо заслуги.
Да уж. Вечно у нелюдей все кхм, действительно не как у людей. Нет, конечно, людям тоже приходится, в некотором роде, зарабатывать себе имя. Но не в прямом же смысле. А перспектива нарваться на старейшину в дурном расположении духа и получить самое настоящее клеймо на всю жизнь не добавляла приятных впечатлений о нравах этих черных эльфов. Впрочем, как будто у меня был выбор. Течение реки судьбы, в которую я оказался вброшен, неумолимо тащило меня куда-то в диковинные дали. И его нисколько не волновало, мимокаких берегов ему предстоит нести свою ношу. Равно как и о целостности самой ноши.
- Мне нужно видеть старейшину твоего племени, - сказал я.
Почему я попросил это вместо прохода на поверхность? Что-то заставляло меня идти дальше, независимо куда, только бы не назад. Может, это было особенностью не-мертвых? Как бы там ни было – она кивнула. И, жестом поманив меня за собой, направилась дальше по тоннелю.
Хитросплетениям подземных ходов мог позавидовать любой муравейник. Большие и маленькие, извилистые и прямые, уходящие под любым мыслимым углом, они могли завести куда угодно. Или к кому угодно, не знаю уж, что лучше. Ая, практически постоянно, что-то говорила, наталкивая на мысль что, будь я вправе,я бы дорисовал третий символ к ее имени, изменив его общее значение на «неумолкающая».
Из ее рассказов, перемежаемых моими редкими вопросами, я понял, что она принадлежит к кочевому племени, путешествующему по подземельям, что раскинулись на далекие мили по все стороны. Таких племен было много, но контактировали они редко. Каждое было обособленной и абсолютно самодостаточной единицей, и если какое то из племен, по каким то причинам, попадало в беду, то могло рассчитывать только на свои силы. Из-за скудости припасов и большого числа опасностей подземного мира, одиночки, обычно не выживали, и племя было единственным способом «дожить до второго символа», как сказала моя собеседница. Неудивительно, что одним из самых страшных наказаний было изгнание, с нанесением соответствующего символа к имени провинившегося.
Ая была поразительно сведуща в подземной жизни, обо всех ее чудищах, опасностях и приметах. И была настолько же неосведомленной о, казалось бы, простых вещах. Осторожные вопросы о поверхностивызывали искреннее недоумение на ее лице. Неудивительно, что она приняла меня за эльфа, ведь она никогда их не встречала. Вместо знаний о мужчинах, и даже деторождении зияли такие же пустоты. Впрочем, последнее было чуть более освещено. По ее словам, наиболее достойные женщины племени уходили в паломничество и, если возвращались,то приносили с собой «маленьких». И, отчего то, молчавших о природе своих «находок».
Самым интересным было то, что такое положение вещей принималось ею как данность. «Святая простота», как сказал один парень, попавший в заботливые руки церкви Аркай. И умерший, кстати, при этом. Как бы она не хорохорилась количеством прожитых лет и полученных символов имени, она, все же, производила впечатление неугомонного подростка. Пусть и способного здорово орудовать кинжалом, ориентироваться в подземельях и… вызывать жгучее желание. Трогательная наивность вкупе с взрослыми, радующими глаз формами, заставляли воображение скользить по ее гладкой черной коже, забираться под одежду, хищно вдыхать крупицы ее аромата и наделять эротичными, стонущими нотками, ее певучий язык. А Жажда, до предела обострившая чувства, только подстегивала желание. Однако действовать силой было нельзя. Ее сопротивление только распалило бы моего внутреннего зверя, и я рисковал остаться в этих лабиринтах вместе с остывающим трупом. Нужна была хитрость. Или я все равно останусь рядом с трупом, на этот раз из-за голода.
Осознание необходимой уловки пришло настолько внезапно, что я даже споткнулся. План прекрасно подходил к ситуации – говорить молоденьким девушкам то, что они хотели услышать, всегда было кратчайшим путем к их расположению. На чем я и собирался сыграть. Заранее отыскав в памяти необходимые слова чужого языка, чтобы не запинаться потом, я остановился и с сожалением в голосе произнес:
- Прости меня.
- За что? - встрепенулась она
-Ты помогла мне освободиться от той твари, ведешь меня к своим, а я так и не поприветствовал тебя, как надлежит.
- А у вас это происходит как то… по особенному? - спросила она. Как я и надеялся – ни тени сомнения. Приятно когда тебе верят.
- Да. Есть особенное приветствие - знак безграничного уважения и доверия. Ты дашь мне вкусить твоей крови, чтобы она, смешавшись смоей, дала тебе право обращаться ко мне как к родичу. В противном случае я не смогу называть тебя сестрой, как ты того заслуживаешь.
Она с готовностью выхватила кинжал, и направила было его к своей ладони, но я, жестом, остановил ее.
- Не нужно. Есть безболезненный, и даже приятный способ. Главное – не бойся, - негромко произнес я, подходя ближе.
Я аккуратно коснулся ее плеча, гладкая цвета безлунной ночи кожа, под моими пальцами слабо засветилась изнутри матово-серебристым светом. Провел дальше по ключице, к шее, а от нее по щеке к ушку, оставляя гаснущий шлейф за своими пальцами. Она чуть вздрогнула и резко вдохнула. Медленно, с ленцой, приближая лицо к ее шее, я чувствовал некое извращенное удовольствие в том, что оттягиваю момент укуса. Когда долгожданное наслаждение так близко, то ожидание скорее раззадоривает, чем тяготит. Она вздрогнула, когда сами собой удлинившиеся клыки пробили тонкую скорлупку ее кожи. Пряная, отдающая железом, напоенная магией кровь сначала слабо, а потом все сильнее переливалась от нее ко мне, сполна возвращая телу утраченное тепло, а душе - спокойствие. Чего не скажешь о чувствах. Внутри все кричало, стремясь выпить мою жертву досуха, касаться и вдыхать ее аромат, словно главной целью моего существования стало вобрать ее в себя полностью, до последнего оттенка чувств. Мое возбуждение передавалось Ае - ее дыхание становилось все быстрее, едва поспевая за колотящимся сердцем, а ноги дрожали, подгибаясь, так что она едва стояла на ногах. Когда я, наконец, оторвался от нее и открыл глаза, то с удивлением заметил пляшущие на стенах тоннеля разноцветные пучки света. Кажется ее насыщенная магическими потоками кровь, отчасти, влияла и на меня.
Сама девушка, окруженная чуть заметным ореолом, взглянула мне в глаза, улыбнулась и… приоткрыв ротик, направилась к моей шее! Я едва успел остановить ее, мягко положив ей руки на плечи.
- Нет. Это разрешено делать только высшим. Ты можешь выразить свое почтение и другими способами, - сказал я, приближая свое лицо к ее. Но она и тут не потеряла своей способности меня удивлять. Мой крадущийся намек на ласку, был попросту сметен ее жарким, страстным поцелуем. Обхватив мою шею руками, она буквально сплавила воедино наши губы. Ее напор был таким неистовым, как будто природа, наделив ее небольшим телом, щедро компенсировала это объемом бушующих внутри него страстей. Более того, если ее рывок навстречу еще можно списать на эффект от темного поцелуя, то умения целоваться ей было не занимать. Что наталкивало на мысль о том, что, несмотря на отсутствие мужчин, этим подземным эльфа не были чужды утехи плоти. Не прекращая целоваться, мы медленно осели на шероховатый, чуть теплый пол подземного тоннеля. Она оторвалась от моих губ, вытерла протянувшуюся между нами ниточку слюны, и, тяжело дыша, спросила:
- А как у вас… То есть куда… я имею ввиду, как вы дарите друг другу удовольствие? У тебя нет ни груди, ни цветка страсти. Неужели только этой штукой?
Вместо ответа, я распустил завязки, скрепляющие ее одежду.
- Помимо «штуки» есть еще руки, - сказал я, сопровождая свои слова действиями. Мои ладони, начав путь от ее шеи, очертили полукружья упругой молодой груди, едва скользнули по ее остроконечным вершинкам и устремились вниз, гладя живот. Потом вверх, снова к груди. Не прекращая движений одной рукой, я направил вторую ниже. Скользнув по бархатной коже живота, поднявшись на поросший короткими волосками холмик, моя ладонь накрыла ее пышущую жаром и сочащуюся влагой пещерку. Она слабо застонала.
- Умелыми руками можно сделать ничуть не меньше чем, скажем, языком, - продолжал я лекцию, накрыв, в конце фразы, ее грудь своим ртом. С ней, компактной настолько, что я мог вобрать ее целиком, пахнущей чем-то неуловимо сладостным, можно было играть часами. Пальцами руки же, я скользил по ее щелочке, задевая крупный бугорок у ее вершины. Ее бедра инстинктивно подергивались, подаваясь навстречу мне. Полузакрытые глаза девушки лучились слабым, пульсирующим светом, который, казалось, мерцает в такт с ее сладострастными вздохами. Я чуть раздвинул лепестки ее «цветка страсти» и скользнул пальчиком внутрь, но, вместо ожидаемой влажной глубины, я наткнулся на податливую преграду. Девственница. Хотя на что я рассчитывал, если она про мужчин толком и не слышала. Мой пыл немного охладел. Конечно, я хотел насладиться ее телом, но, с другой стороны – я более чем уверен, что у их народа по этому поводу заморочек еще больше чем у самых благочестивых людей. Может я и был нечестным, когда обманом заставил ее дать мне кровь, но никак не хотел причинить ей еще больше проблем. Однако лишать себя сладких мгновений было бы попросту глупо. Я лег на бок так, что ее лицо оказалось напротив моей, как она называла, «штуки». Повернув девушку к себе и освободив ее от мешающих нам штанов, я смог разглядеть то, что было скрыто под ними. Небольшая, обрамленная разительно выделяющимися на черном фоне серебристыми волосками, ее щелочка выглядела аккуратной и, как бы ни было странной называть ее так, милой. Неожиданно крупный бугорок, как маяк возвышался над входом в ее лоно. Наклонившись к нему, я провел языком вдоль, слегка приоткрывая створки ее губок, и легонько щелкнул по возбужденной вишенке венчающей их. Она тихонько застонала. Взглянув вниз, на ее лицо, я сказал: