День Оплодотворения

— Вот я сижу тут... и мне все-таки стыдно. Я решила, что лучше сказать тебе. Это ничего?

— Ээээ...

— Хочется зарыться вот в эту кучу. Или наоборот — хочется, чтобы ты смотрел... Не знаю! Я запуталась.

— В чем?

— Госпожа Малознай — это наша учительница — говорила нам, что девушке в День Оплодотворения не должно быть стыдно. Ей нужно гордиться тем, что ее тело вожделяет Осеменителя. Я ведь вожделяю тебя?

— Ээээ... ёкарный бабай!

— А что такое ёкарный бабай?

— Ээээ...

Она внимательно смотрела на меня.

Разговор складывался как-то совсем не так, как я привык говорить с девчонками.

— Ээээ... Я потом тебе скажу, ладно?

— Конечно. Ты откуда прилетел?

— С Лурана.

— О!... А я с Друэры никуда не летала. Я даже тут, в столице, впервые. Меня привезли из Лоавайи, это маленькое такое селение в горах Западной Луны. Наверно, поэтому меня на эту кучу ниток посадили, смешные такие...

— Ниток? Это ж сено?

— Нееет, — девушка замахала на меня руками. Вместе с ними мне махнули обе ее большущие сиськи. — Это такие нитки, ну или полосочки, не знаю, как их назвать. Из пластика. Их пропитали запахом, вот и получилось сено. Ты думаешь, я сена от пластика не отличу?

Я нагнулся и взял пучок в руку. Чертовски похоже на сено — но, ёкарный бабай, это действительно был пластик. Который вонял сеном, как десять овинов, или втрое сильней.

— ... И стены тут под камень, хоть никакой не камень, а тоже пластик. На камне я бы околела, а так ничего, тепло и не твердо... А ты садись, не бойся, ты чего стоишь? Ой! Я болтаю и болтаю. Прости! — она закрыла лицо руками и посмотрела на меня сквозь пальцы. — Это все потому, что стыдно. Я тренировалась, ходила голой перед девочками,и они даже тыкали в меня огурцом, будто это Жезл Жизни... и тоже было стыдно... а сейчас совсем уж...

Щеки у нее действительно горели, и уши тоже, и даже ключицы и грудь. Я присел рядом:

— Жезл Жизни?

— Да... А можно...

— Что?

— Можно мне посмотреть? Его? — она засмеялась, наморщив пунцовые щеки.

Впервые в жизни мне было неловко раздеваться перед девушкой. Похоже, она меня заразила.

Ее личико менялось каждую секунду — с каждым полуоттенком эмоций, пробегавших по нему, как по дисплею в космопорте. Я обожал такой тип лица, похожего на белку или бурундучка, с такими умненькими глазами, живыми и блестящими, и с овальным заострением к подбородку — личико-желудь, личико-орешек; обожал такую форму грудей и сосков, такие волосы, такой рост, такой голос... Ёкарный бабай!