***

Я ебал ее так, как давным-давно, до женитьбы, ебал распутных девок. Давненько я не позволял себе такого секса - грубого, брутального, напористого... То, что девушка была сильно возбуждена и буквально текла смазкой, развязывало мне руки: я знал, что ей не больно, и не стеснялся ничего.

Какое же все-таки наслаждение - ебать (не сношать, не совокупляться, а именно ебать) тугую молодую девку, беспомощно лежащую перед тобой, с чмоканьем вторгаться в ее плоть, бодать ее лобком, вжиматься яйцами - и ебать, ебать, ебать до посинения!!! Она смотрела на меня жалобными, широко открытыми глазками, всхлипывала и понемногу постанывала; щеки ее были бурякового цвета.

Я почувствовал, что вот-вот кончу (о, какой кайф!!!), но... нет, просто выебать эту... (мозг отказывался ее именовать) - не то, не подходит; надо... И тут я вспомнил про вибратор. Мы использовали его один только раз: под Новый Год. Дашка от оргазма тогда чуть не потеряла сознание, потом у нее была аритмия, и мы испугались. Вот это - самое то! И я сказал Томке:

- Лежи здесь и не вздумай шевелиться. - А сам, не заправляя скользкий, будто мыльный член, побежал за вибратором и презервативом. Проверил батарейку - работает, - дрожащими руками надел все, как надо - и побежал к Томе. Она лежала в той же позе, пиздой наружу, грудь её высоко поднималась и опускалась. Щас еще выше подымется, подумал я, влез членом в ее пизду - и запустил вибратор на первый режим. О-о! Глазенки расширились, - зашевелилась, завыгибалась!.. То ли еще будет! А как сладко вибратор зудит на члене - будто нежная паутинка окутывает и проникает сладкой нитью в тело... Рраз! И еще раз! и еще!! А, запела, душечка! Подала голосок! Ну, погоди у меня! И включаю второй режим.

Моя девочка дернулась, как от боли, изогнулась дугой, глазки на лоб вылезли... ааа! Вот тебе, и еще, и еще - рраз, рраз!!! О, как смачно яйца шлепаются об это тугое тело!.. Погоди, еще будет третий... но третьего не было: Томка, выпучив глаза так, что я испугался, открыла рот во всю ивановскую и зашлась в невообразимом потоке урчания, всхлипывания, стона и хрипа. По малиновым щекам ее текли слезы. Во мне что-то шевельнулось: так хрипеть во время оргазма умеет только Дашка. Неужели?.. но тут подоспел и мой оргазм, и я забыл обо всем на свете, разрывая Томку, себя и весь мир вибрацией и пылающим членом...

***

Я выебал ее всласть, досыта, до краев, до последней капли - пока член был твердым, а Томку выгибало и трясло. Только после того, как эхо последней конвульсии отпустило ее, а обмякший член будто бы перестал принадлежать мне, я с чмоканьем вышел из нее. Снял вибратор, лег рядом...

Молчание. Полнота-пустота, бездонная сытость и полное отсутствие мыслей.

Затем - Тома пошевелилась, застонала...

И я говорю ей, холодея:

- Я же просил: не порти волосы! Эх ты, игрунья... - и запустил руку в ее шевелюру, жесткую от лака.

Жуткая пауза: полсекунды, а может быть, вечность.

- Это не я... - донесся виноватый голос. - Это Хулиганкин.

Я повернулся, встретился взглядом с глазками - усталыми, нежными...

Они, может быть, были немного другой формы и другого цвета, - но это были они: родные, лучистые, Дашкины. И как я этого не замечал?

А впрочем, я знал это все время.

- Это однодневная крем-краска, не бойся. Она очень быстро смоется, за один присест. - И Дашка подползла ко мне, обняла меня в своей киберпанковой блузе, потом ойкнула, - Чуть не забыла... Уже ж можно вытащить! - и извлекла из-за щек резиновые вкладки, - Фулюган ты! Вредитель! Попортил даме одежду, - и с сожалением ощупала рваный край трусиков. Потом снова обняла меня - крепко, благодарно, - и спросила: - Хорошо поиграли?

***

Мы так устали от впечатлений, что заснули на месте, успев только сделать необходимое - сбросить одежду и вытащить цветные линзы из Дашкиных глазищ. В ту ночь я особенно благодарно вжимал в себя роднуюнаготу...

Наутро я повел мою актрису - с лицом, наполовину Дашкиным, наполовину Томкиным - в ванную. Там она остановилась перед зеркалом, намазала лицо какой-то пеной, потом взяла ватку, стала стирать - и стерла сразу половину носа, а из-под замазки обнажилась дюжина пластырей. Оказывается, тетя Женя натянула ей глаза, рот, ушки, совершенно изменив форму лица.

Я торопил ее, не на шутку переживая за волосы. Наконец, когда последний пластырь был отлеплен, а последний миллиметр век очищен от теней, я водрузил брюнетку с Дашкиным лицом в ванну и вступил в борьбу с "однодневной краской".

Тётя Женя, слава Богу, не соврала: краска действительно смывалась, хоть и не "за один присест". Я смыл с Дашкиной шевелюры десять или двенадцать порций мутной пены - от черной до светло-пепельной, - и снова и снова мылил ее бедовую головку - пока пена не стала белоснежной, а волосы не приобрели родной медно-бронзовый отлив.

Наконец Дашка, чистая, мокрая, торжественно снизошла из почерневшей ванны на пол. Я насухо вытер ее и повел завтракать. Все-таки - какое удовольствие: мылить Дашкину шевелюру, густую, как у гималайского мишки!..

***

  • Страницы:
  • 1
  • ...
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6