И дейсвительно — за первым пошел второй, затем третий, четвертый, пятый... Каждый последующий карандаш вставлялся все труднее, постепенно я почувствовала неприятное растяжение дырочки, перетекающее в ноющую боль.
Не успал я свыкнуться с ощущением в попочке, как жестокий Миша вновь обратил внимание на мою пизденку с огурцом внутри, который уже не доставлял мне неприятных ощущений.
«А теперь сбыча мечт,» - объявил он, и у меня похолодело внутри, как только я поняла, что это значит. Он имел в виду вагинальные шарики, которые я упоминала в одном из своих дурацких писем.
Я почувствовала первую большую бусину в своем влагалище и чуть не завыла от ужаса. Это совсем не было похоже на исполнение моей мечты. Потому что в ней не предусматривалось огурца, так и не вынутого из моей дырочки. С каждым новым шариком ощущение того, что я не выдержу и лопну, все увеличивалось, но, непонятно как, внутри нашлось место для всех шариков этой длинной связки. Я чувствовала себя, как набитый доверху бочонок.
«Ну-ка, я принесу зеркало, пусть красавица на себя полюбуется,» - сказал Миша. Вова отпустил мою голову и развязал повязку. Я заморгала, приноравливаясь к хлынувшему в глаза яркому свету. Первым делом я увидела Вову с расстегнутой ширинкой, поглаживающего свой полувставший красавец-член. Мгновение спустя мое внимание привлек Миша, окликнувший меня сзади. Я оглянулась и увидела его с большим зеркалом в пол. А в нем — себя. Вернее, не себя, а порноактрису — мое сознание отказывалось идентифицировать увиденное с моей собственной персоной.
Шарик в раскрытом рту, растрепанные волосы; косметика слегка потекла, из-за чего стало казаться, что я накрашена, как проститутка. Поза рака, свисающие груди с предательски набухшими сосками. Но главное, к чему так и тянулся взгляд — покрасневшая промежность, которую можно было разглядеть во всей красе. Волнистые малые губки раскрылись. Из нижней дырочки высовывался огурец. Рядом красовалась ниточка вагинальных бус, полностью запиханных внутрь; впрочем, присмотревшись к растворенной пизденке, я увидела последний шарик, тускло блестевший внутри меня нежно-голубым цветом. Из заднего прохода торчало, по меньшей мере, десять длинных карандашей; моя бедная нежная дырочка приобрела по краям натужный лиловый цвет.
И тут, как будто мне было мало эмоций от того, что я увидела, ко мне приблизился Вова, положил плоско ладонь на карандаши и надавил.
Шокированная, с широко раскрытыми глазами, я не смогла издатьни звука, наблюдая за тем, как длинные карандаши мягко уходят дальше в мою кишку. Они были не заточены, но и закругленными не были; я слишком хорошо ощущала их твердые края, прокладывающие путь все глубже и глубже. Когда он отнял руку, я увидела, что виднелись только ластики.
Вова начал больно бить меня по отклянченным половинкам попки. Не в силах больше смотреть на это, униженная и побежденная, я бессильно отвернула голову и сама, без принуждения, положила ее на кровать.
Вова и Миша были, очевидно, довольны, что им удалось меня сломить. Я облегченно вздохнула, когда немного погодя карандаши, огурец и вагинальные бусы по очереди покинули мои растянутые отверстия. Вова поднял мою голову, чтобы снять шарик, поцеловать меня в сухие обветренные губы и сунуть в мой рот свой прекрасный член. Такому повороту событий — традиционному сексу — я обрадовалась настолько, что готова была покорно сосать его, подчиняясь всем движениям вовиной руки, направляющей член то за щеку, чтобы дать мне звонкой оплеухи, то в горло, вызывая у меня рвотные рефлексы, с которыми я умело боролась и которые вполне можно было перетерпеть по сравнению с болью в попе.
Как будто услышав мои мысли, неугомонный Миша вдруг приложил к моему заднему проходу что-то влажное и круглое. Я немного обернулась, не выпуская изо рта горячего члена, и пораженно замычала.
В руке у Миши была блестящая от вазелина черная анальная пробка.
Большая. Нет, огромная. Гигантская!
Я хотела освободить голову и выразить свой протест, но Вова мгновенно, прочитав мое намерение по еле уловимому движению, сильными руками повернул мою голову назад и затолкнул свой твердый член так глубоко, что я захрипела.
«Молчи, сучка» - сказал Вова. Голос у него был не такой грубый и повелительный, как у Миши; в его устах такие фразы казались не органичными.
Я вскрикнула, когда Миша начал ввинчивать пробку в мой анал. «Внутри смажь,» - тихо сказал Вова. «Точно, забыл,» - ответил Миша.
Мгновение спустя он погрузил свой густо намазанный вазелином палец в мой задний проход, вращательными движениями смазывая меня изнутри. Ощущение было противное — холодный, липкий вазелин, который никак не хотел идти внутрь; такое ощущение, бОльшая его часть так и осталась снаружи.
«Расслабься,» - сказал Миша, похлопав меня, как корову или козу, по круглой попке, все еще саднившей от порки Вовы. «Легко сказать,» - подумала я. Гадкое ощущение холодного вазелина, облепившего узелок ануса, заставляло его непроизвольно сжиматься.
Не дожидаясь, пока я возобладаю над собой, Миша одной, скользкой от смазки рукой раскрыл полупопия, другой приложил пробку концом к плотно сомкнутой дырке и аккуратными поступательными движениями начал проталкивать ее в меня. Я была уверена, что у него ничего не получится; по моим ощущениям, это было равноценно попытке продеть кирпич через обручальное кольцо. Но Миша упорствовал, отвоевывая миллиметр за миллиметром. Постепенно попку охватила жгучая, всевозрастающая боль. Из моих глаз потекли слезы. Вова держал мою голову так, что я не могла вынуть изо рта его член. Это прибавляло мне мучений, потому что в моменты особенно острой боли зубы непроизвольно сжимались. Я сдерживала себя. Один раз, когда я потеряла контроль и легонько куснула его достоинство, он отшлепал меня по висящим грудям и больно выкрутил твердые соски. Не ожидавшая такой реакции, я залилась слезами от боли и жалости к себе.
Вова потянулся, взял где-то салфетки и бережно вытер мне щеки, не выпуская свой член из моего рта.
«Успокойся, деточка. Эй, что ты там делаешь? - это уже Мише. - Не порви ее.»
«Ничего. Все под контролем. Эта сучка вся напряжена, оттого и все проблемы.»
«Ну так объясни ей, что нужно расслабиться. Может, она не знает.»
«Все она знает, - пробурчал Миша, однако искуственно смягченным, даже с нотками сочувствия тоном обратился ко мне: - Послушай. Это неизбежно. Ты не сопротивляешься, а только делаешь себе больно. Давай, чтобы поскорее закончить с этим, постараемся вместе. Я, как видишь, стараюсь. Осталось тебе мне помочь. Дыши глубоко и мерно. Расслабь жопу.»
Если бы он действительно мне сочувствовал, он не стал бы вводить в мой до того девственный задний проход такие гигантские штуки. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения: он явно был настроен довести свою задумку до логического конца. Я задышала глубоко, попыталась расслабить анус. Пробка продолжила путешествие в недра моей розовой попки куда быстрее, хотя этот прогресс не избавил меня от острой боли. У меня занемел рот, а Вова все никак не кончал, сношая меня все энергичнее. По щекам опять покатились слезы. Боль становилась невыносимой. Я уже начала думать, что Вове достанется поделом за себя и Мишу, когда я обезумею настолько, что укушу его хуй. Но вот я почувствовала, что пробка, наконец, вогнана в меня на всю свою монструозную длину, и края ануса блаженно сомкнулись на ее узкой шейке. Главное, что я почувствовала, когда отошла от боли, было ощущение наполненности, как будто я вся превратилась в лунку, в которую загнали подходящий по размеру — ни больше, ни меньше — шар. Я не хотела шевелиться, чтобы не нарушить эту гармонию соответствия форм. Второе, куда меньшее по силе ощущение - немного хотелось в туалет. Еще я заметила то, на что не обратила внимания раньше — гигантская пробка, распиравшая кишку, через тонкую стенку чувствовалась влагалищем. Я осторожно потерла одним бедром о другое и застонала от внезапного удовольствия.