Евгений Борисович

Евгений Борисович принадлежал к той прослойке интеллигентных евреев, которые побороздив земной шар в поисках земли обетованной, все же вернулись в город, который их породил и вывел в люди. Здесь остались три квартиры, бабушкины комоды из красного дерева, их не транспортируешь легким путем в заморские страны, и к тому же все это облагается огромной пошлиной. Поэтому, купив мотоцикл, три велосипеда, ролики и форму хоккеиста, он начал осваиваться с диктатурой, и в некоторой степени, имея профессию программиста, зарабатывал хорошие деньги, выезжал часто за границу и имел слабость к опере, которую он и посещал в часы досуга, фотографируясь со знаменитостями, выбегавшими в антракте в театральный буфет.

С женщинами он знакомимся на улице, презирая социальные сети, хотя сам работал в этой сфере. Он всегда восхищался собой, что может одним движением седых прядей и чутьем авраамовского носа, сразить красивую женщину наповал и блистал остроумием, отшлифованным веками в пустыне под шум песков и мистраля, избранный засранец.

Таким образом, на своем пути по главной ветке метро он встретил женщину Наталью, и упиваясь ее красотой, бросился догонять на эскалаторе. Хуй его стоял в боеготовности с того момента, как он бросил взор на ее задницу и сиськи. Она напомнила ему соплеменниц, которые покоряли своей статью города и царя Ирода. (Вот сука, люблю я себя как).

Он догнал ее лишь на выходе, и нервно с дрожью в голосе, начал описывать всю гамму чувств, вызванных ею, которые отразились на его порочном лице, двигаясь несинхронно, но дипломатично. Она стояла и ухмылялась ему в ответ, приняв за дикого гнома, поднявшегося из мрака подземелья. Невысокий, сбитый, глаза прикрыты кустистыми бровями, (-не иначе внук Ильича, — подумала она), седые волосы и хитрожопая улыбка, змеящаяся кончиками губ. Он достал легким движением телефон из глубины джинс, и приготовил палец для печатания цифр, замерев в бесконечности, аки херувим. Все замерло вокруг тоже: трава пожухла еще в октябре, лист не носился по асфальту, а как бы прислушивался к диалогу, чтобы смерть его не была напрасной, а наполнена смыслом человеческий отношений, вдруг все пришло в движение и скукожившись ломтиком, он унесся. Натали думала о ебле с этим гномом, сравнивала, а женщины всегда сравнивают своих партнеров, чтобы хор их мальчиков был красив, строен, многоголос и дерзко-обаятелен. В нем она не нашла ничего, кроме замечательного телефона, и крикнув в нос свой номер, надеясь на забывчивость еврейских банкиров, унеслась по делам.

Хуле тут сказке сказываться и делу делаться? Он добивался ее месяц, и однажды ему повезло, она перепутала его со своим поклонником 32 лет, блять. Он назначил ей стрелку около «дома печати», благо это близко, и пожарив картошки она унеслась в неизведанное, прихватив с собой косметику и тампаксы, на случай чего, вдруг кровь носом пойдет.

Встретил он ее посередине пешеходного перехода с великом в руке. И тут она его узнала.

— вот блять, — подумала, — после крутых тачек, такой бесславный конец.

Он смотрел на нее с вожделением и обожанием, еще бы, красивая, статная, с сиськами, прикрытыми глубоким вырезом платья и в ложбинке светит камешек, маня и переливаясь, как бы говоря: — съешь их, чудо как хороши. Стройные ноги в сапогах, которые он потом запретил снимать в квартире, боевая раскраска, но тона приглушенные, якобы с подъебкой на буржуазность, и все это втиснуто в элегантное черное пальто.

— Может мне на раму сесть? А то я как-то не привыкла сопровождать велосипедиста.

— Тут недалеко, давайте я посмотрю на вас в процессе ходьбы.

— Что тут смотреть? Часто вы носитесь гепардом на велике?

— Мне до работы близко, вот держу себя в форме.

— Интересно, какая удивительнейшая поебота ждет меня впереди? ща приду к вечному жиду в гости, он начнет обременять меня веками странствий по порокам и искать навигацию в землю обетованную лет сорок, зажимать шоколад и вообще, в какую срань я попаду? А вдруг там вся родня в сборе и бабушка на антресолях? и что с него взять-то, драндулет старый? — вот такие мысли вели ее на заклание.

Войдя в квартиру и кинув свой велик в прихожей, он метнулся на кухню и метался минут пятнадцать, как тигр в клетке, приводя себя в чувства и возбуждаясь от ее присутствия и наполненности квартиры ее запахом, энергетикой и еще чем-то чувственным, что чуют только звери со времен веков инквизиции. Сапоги она не снимала, но прошлась по квартире и немного прихуела от антиквариата, собранного в ней. Машинка швейная из эпохи царствования Николая Второго, такие штуки могут сапоги прошить и железные доспехи, видимо латает велосипед на досуге, бабушкино красное дерево, разбросанное пятнами по углам в виде сервантов, этажерок и комодов, и пятнами современности в виде огромного телика, белого кожаного дивана и еще двух велосипедов в разных углах. Ну, бля, спортсмен! Шторы, драпировки, решетки на окнах, а то народ не простит увод добра из нации, короче, красота. Свой кабинет, своя гардеробная, думаю портфели и запонки, явно не сумочки и обувь, и спальня в розово-красных тона.

— Спальня для Барби-сказала она ему, а он вихрем закружился под ее ногами.

Сдунув его, она разместилась на кухне и попросила кофе. Он налил себе ред лэйбл, чтобы остыть и не волноваться в столь прекрасных осенний день, и начал шаманить с машиной.

Первая чашка кофе пошла и вторая рюмка.

— Эвген, не кипишуйте, что вы так мучаетесь, я произвожу такое томление в ваших грудях?

— ты очень сексуальная, у меня хуй в метро на тебя еще встал.

— ну что ж — она поправила ворот платья, приоткрыв еще более свою пышную грудь.

— может еще кофе?

— а ты меня осилишь? — внезапный вопрос поверг его в ступор, эхом отразившись в глазах. Но он собрался быстро и молниеносно.

— да!

— А чего бы ты хотел?

— чтобы ты подоминировала хочу тебя лизать..