- Жить будешь здесь; твоя одежда на матрасе. Передвигаться по дому, если не будет других приказов, только на коленях, что тебе должно быть привычно. В твои обязанности входит кухня, уборка и присмотр за детьми - в общем, работа немаленькая, хотя наиболее ответственную ее часть я делаю сама. О твоем опыте мы осведомлены, за это и платим. Но ты, естественно, здесь не первый и не последний:
Она удалилась, а Евгений осмотрел разложенную на матрасе одежду. Все это уже становилось привычным: и приезды к новым хозяевам, и знакомства, и обязанности. Но о скуке речи не было: ведь исполнение воли хозяйки не могло быть для него утомительным, особенно теперь, когда за спиной Иры стояла Мэм-саиб, прекрасная и удивительная женщина, еще одна часть его мечты, его детского сна: А предназначался ему следующий гардероб: простого покроя трусы, свободные юбки выше колен, бюстгальтеры и блузки - униформа обычной служанки в богатом доме.
А к этой квартире вполне подходило определение "богатая" - пять комнат, высокие потолки, дорогая, на заказ, мебель, обширная кухня, прекрасно обставленная детская - и комнатка для жизни и наказаний раба. Видимо, это семейство очень давно пользуется услугами людей вроде него, и поведение Марины Дмитриевны это подтверждало.
На кухне она протянула ему пару темных наколенников:
- Мне не хотелось бы, чтобы рабы подвергались бессмысленной порче. В этом доме твое подчинение будет вполне рациональным: за исполненную работу - плата, за ошибки - наказание. Впрочем, к сексуальной сфере это не относится: ведь для удовольствия хозяев раб должен быть готов ко всему. Не так ли?
Всю эту сентенцию Евгений выслушал, стоя на коленях. Затем ему приказали встать и приготовить обед. Все составляющие обнаружились в холодильнике, большинство достаточно было только разогреть, так что работа оказалась очень простой. Затем следовало под руководством Марины Дмитриевны накрыть стол. А потом появились и дети: девочка лет десяти, мальчик лет двенадцати. Его представили как новую служанку Женечку. Дети благонравно поздоровались, Евгений сделал реверанс и усадил их за стол. Он стоял за креслом хозяйки, выполняя все ее распоряжения по ходу обеда: уносил и приносил блюда, накладывал добавки детям, подавал приправы и приборы. Марина Дмитриевна и дети принимали все это как должное, обсуждали дела в школе, затем ему было приказано прибрать и вымыть посуду.
До вечера он успел вымыть полы, начистить паркет в прихожей и сходить в магазин - в том же женском наряде. Там на него покосились, но в целом это сошло с рук: многие женщины выглядели гораздо менее женственно, чем он. А девушка в форменном платье с сумками особого внимания не привлекла. Да и магазин находился всего в двух кварталах. Марина Дмитриевна наблюдала за его успехами из окна и выругала за медлительность. Затем настал черед ужина, поданного в том же порядке.
Вечером прибыл сам хозяин дома: лет сорока, высокого роста, спортивного сложения - мужчина в расцвете сил. Валерий Иванович смерил стоявшего на коленях Евгения скептическим взглядом и заметил супруге:
- Не слишком покорным он выглядит, как ни расписывала твоя знакомая! Впрочем, это можно проверить. Пойдем-ка, малышка!
Евгений вошел в свою клетушку и был усажен на пол. Хозяин вкатил следом столик и продемонстрировал разложенные на нем принадлежности: несколько цепочек с зажимами, пару-тройку плетей, перчатки с шипами и спиртовку с набором игл.
На последнем предмете он особенно задержался:
- Тебе предстоит испробовать эту штучку сегодня же. Посмотрим, насколько ты вышколен, чтобы вынести серьезное испытание. А поблажек тебе ждать не приходится - надо почувствовать все, а небольшое поджаривание только поддержит твою верность.
Марина Дмитриевна согласно кивнула и приказала Евгению уложить детей. Он исполнил это, но, даже читая ребятишкам на ночь, то и дело вздрагивал от ожидания. Евгений буквально ощущал, как за стеной идут приготовления к вечерним пыткам. Его хозяева хотели получить за свои деньги все возможное - все, что давала им власть над рабом. И времени терять они не собирались.
Когда дети уснули, он, опустив голову, вошел в свою камеру. Хозяева, облаченные в свободные черные балахоны, уже ожидали его. Подготовка уже завершилась: "успокоительно" шипела спиртовка, перчатки были надеты, сбруя расправлена. Но хозяева не спешили.
- Сначала негодяйке предстоит простая работа. Всего лишь отсос! - Мужчина улыбнулся и продемонстрировал, как расходятся полы его халата, обнажая внушительный член. Евгений отпрянул было, но ничего иного не оставалось: под наблюдением женщины он подполз к господину и взял пенис в рот.
Он впервые занимался этим с мужчиной, но в данном случае гомосексуальных желаний не испытывал. Также и для господина он оставался только рабом, нужным для получения удовольствия, используемым безразлично к полу и состоянию. Член скоро поднялся, а движения губ раба сделались более нежными и искушенными. Марина Дмитриевна ухватила его голову сзади, управляя проникновением супруга в рот раба. Пенис входилвсе глубже и глубже, затем Валерий Иванович спустил с громким вздохом. Он приказал проглотить всю сперму и поблагодарить. Ничего приятного в белой жидкости не было. Впрочем, неприятного тоже, так что благодарность раба не была совсем уж лживой. Теперь ему предстояло удовлетворить хозяйку, усевшуюся в принесенное кресло и раздвинувшую ноги в ожидании. Встав на четвереньки, Евгений принялся за привычное дело, но Марина Дмитриевна почти сразу же скомандовала: "Помедленнее! И пошире движения!" Он тщательно занялся исполнением приказа и не сразу почувствовал, как сильные руки поднимают его юбку и спускают с ягодиц панталоны. А потом было уже поздно. Обернуться Евгений не сумел: тут же получил оплеуху от хозяйки. Сзади послышался голос Валерия Ивановича:
- Расслабь задницу, это не помешает. И не дергайся, а то пожалеешь!
О его удовольствии хозяева, разумеется, не заботились, однако мужчину интересовал в данном случае комфорт, поэтому член входил в задницу раба медленно, с перерывами, то подаваясь назад, то вновь раздвигая стенки прямой кишки. Евгений чувствовал сильную ноющую боль, но боялся показать ее, только несколько раз он моргнул глазами, смахивая слезинки. Мужчина тем временем начал размеренные движения, ускоряя темп; боль от этого усилилась, хотя появились и незначительные приятные ощущения, напомнившие Евгению ночи с фаллоимитатором в анусе, проведенные в доме Мэм-саиб. Эти воспоминания несколько стерли ужас последних мгновений, завершившихся оргазмом господина. Почти тотчас же начались конвульсии у забившейся в экстазе женщины. Хозяева кончили практически одновременно, раб, когда его рот и анус освободились, застонал с облегчением. Но поводов для радости, как понимал Евгений, было маловато. Он вновь вылизал член господина, затем разделся и был препровожден в туалетную комнату, где под наблюдением хозяйки приготовил клизменный раствор из мыла и горячей воды с добавлением смягчающих масел. Клизма была поставлена немедленно, ее температура оказалась настолько высокой, что раб не смог сдержать стона. Однако эта экзекуция продолжалась недолго: затычку почти тотчас же выдернули и раствор вылился из его кишечника в унитаз под бархатный смех хозяйки:
- Цветочки закончились, пошли назад, сучка!
В комнате Евгению вставили массивный кляп, не позволявший шевелить челюстями и не пропускавший наружу ни единого звука. Затем руки и ноги раба были притянуты цепями к металлическим столбам; при этом хозяева старались причинить ему как можно больше болезненных ощущений, испытывая остроту шипов на перчатках на коже раба. Такая подготовка была только легким испытанием: Валерий Иванович взял в руки щипцы, сжал ими тонкую иглу и начал нагревать ее на спиртовке. В это время Марина Дмитриевна пристегнула к его ошейнику еще пару ремней, один из которых вел к полу, другой к потолку. Третий ремешок соединил ошейник с обеими столбами. После этого раб почти утратил возможность двигаться, не рискуя задохнуться. Тут и глава семьи закончил свои мудреные операции и поднес раскаленную иглу почти к самому лицу Евгения:
- Неплохое начало, правда? И следов не останется, и безопасно, не считая болевого шока. Но мы проследим, чтобы ты не потерял сознания: и начнем с легких прикосновений:
Острие иглы дотронулось до его кожи, и ужасная, раздирающая сознание боль пронзила Евгения. Он на миг захотел переиграть все, отделаться от надоедающего кошмара, оставить рабство навеки, уйти, изменить: Но его движения были скованы, выбора не было. А женщина тут же применила контрастный метод, прикоснувшись к пострадавшему участку кожи кусочком льда. Это оказалось приятным, но и крайне болезненным одновременно. А ее супруг уже готовился сделать укол с другой стороны груди...
Каждый раз игла входила в его тело все глубже, запах паленого мяса становился все явственнее. Евгений рвался из пут, выворачивая суставы, натягивая прочные цепи так, что наручники намертво впивались в его запястье. Никакого результата, кроме добавочных болевых ощущений, это не приносило. Кусочки льда на коже только раздражали, не давая облегчения. А Валерий Иванович все возвращался к спиртовке, меняя иглы и не переставая увещевать раба покориться воле хозяина:
Тут Евгений понял, что безгранично жестокая пытка - ничто по сравнению с тем падением, на которое он обрек себя сам и в котором обрел истинное счастье. Эти люди видели в нем только устройство для удовлетворения своих инстинктов, но для него самого их действия имели ритуальный характер: рушился последний физиологический барьер на пути к настоящему осознанию рабства как тяжкого пути, дающего новый смысл жизни как минимум двоим - подчинившемуся и тому, кто принял его подчинение. Своего рода рыцарство, идеал в низменном мире:
:Конечно, такие мысли не могли прийти в голову во время пытки, когда остались лишь неистовые болевые импульсы. Однако чуть позже, когда хозяева вышли, оставив истерзанное тело раба распятым между столбами, ничто не мешало ему размышлять. Острая боль исчезла, распределившись по многочисленным пострадавшим точкам на всем теле. Ни уснуть, ни потерять сознание Евгений не мог. Не мог и связно думать. Но он преодолел эту инерцию и сделал выводы. Больше он не раскаивался в избранном пути. Он знал, что поступил правильно. И уже не Ира была его главной целью, а подчинение ей, принятие ее решений, готовность раствориться без остатка, сохранив таким (и только таким) образом свое я. Он мог казаться игрушкой, но был теперь человеком, нашедшим мир в себе самом. И теперь физическая боль, все еще терзавшая его, казалась естественной расплатой:
Видео
Рассказы