Тонька еще долго бурчала и не могла успокоиться.
Купленные с таким трудом резинотехнические изделия вопреки моим грандиозным планам оказались невостребованными. Катенька, которую я стал кадрить, водила меня за нос и не допускала к заветным рубежам своей невинности. Наташа отпала по вышеописанным причинам, и когда моя мужская действительность, разбуженная последней короткой близостью, стала нестерпимо требовать своего, тогда я, как шанс последней надежды бросился штурмовать оставленную по весне высоту по имени Лидка, но и тут меня ожидало фиаско.
- Лидочка, - ворковал я, прижимая ее в раздевалке спортзала.
- Да, я Лидочка, - отвечала она, отталкивая мои лапы.
- Давай, пообщаемся, когда все уйдут.
- Общайся, у меня нет тайн от одноклассников.
- Ну, что ты, - я понижал голос до шепота, - у нас с тобой есть тайна.
- Какая?
- Ну, ты что, разве все забыла? - я старался говорить тихо.
- Мне просто нечего забывать, - она слегка краснела.
- Неправда, ты покраснела, ты все помнишь. Лид, давай, встретимся.
- Отстань! Зачем нам встречаться?
- Ну, побалуемся, - я слегка ущипнул ее за грудь.
- Пошел отсюда, - она больно шлепнула меня по руке.
- Лид, за что? Я же от всей души. Рука сама тянется к красоте.
- Отстань от меня. Любитель красоты.Наташу лапай. Или Катю.
- Лид, какая ты грубая. Что за слово такое "лапай". Нужно говорить "ласкай".
- Ласкать ты не умеешь, ты только лапаешь. Выпусти меня.
- Я тебя не держу, - я едва сдержался, чтоб не треснуть ее.
- Вот и чудесно, - она ныряла сквозь кольцо моих рук и убегала за подружками.
По тому, как шел наш разговор, наша словесная игра, я сразу понимал, что мне, увы, в очередной раз ничего не светит. Я, как дурень с писаной торбой, носился теперь с этими презервативами и не мог их использовать. Я прятал их в своей школьной сумке, однако, выходя вечером на улицу, я брал с собой один пакетик с сокровенной мыслью - "а вдруг". Безотносительно к кому бы то ни было. На всякий пожарный. Возвращаясь домой, нужно было не забыть переложить пакетик из кармана брюк опять в сумку. И так каждый день.
Словно охотник я стал осматривать девушек нашего класса. Вообще красота понятие относительное. Наташа красивая. Женя была еще красивее. А взять Людку? Нос длинный. Вместо сисек два прищика. Попа огурцом. Ножки иксом. Коленки грушевидные. На конкурсе красоты полы мыть не разрешат. Но, поди ж ты, Толян со второго класса вертится вокруг нее. Значит, что-то в ней есть? Надо у него спросить. Интересно, что он скажет? А если попробовать отбить у него Людку? Вот так, зажмуриться и вперед.
А Катенька, неужели эта крепость поистине неприступна? Ведь все позволяет. Нет такого местечка на ее теле, которое я бы не трогал, не целовал. Иногда мне казалось, все, довел ее до края, не контролирует она себя, стонет, дышит, словно вынырнула с большой глубины. Пора, думал я и бросался на решительный штурм и всегда получал такой отпор, словно и не было этой волшебной любовной игры. Катя будто просыпалась. Трах, бах, я получал по физиономии, ее гневу и возмущению не было предела. Я стал подозревать, что она притворяется, когда будто бы реагирует на мои ласки.
- Катя, ты не любишь меня, - сказал я ей как-то.
- Почему? Может быть и люблю. - ответила она.