- А я тебя согрею, - говорил я, принимаясь за пуговки ее кофточки.
- Я простыну и заболею, - она вяло отталкивала мои ладони.
- Как жаль, что сейчас не лето, я бы тебя уже полностью раздел.
- Ты нахал. Перестань.
- Как у тебя тут красиво, сплошные кружева. Зачем это, если никто не видит?
- Как никто? Ты же, вот, видишь.
- Так я сколько этого ждал. Сейчас посмотрю минутку, а потом? Для кого это?
- Значит, для меня самой. Игорь, я так, и правда, замерзну.
- Извини, забыл, я же обещал согреть, - я прижался лицом к ее шее.
- Ой, щекотно, не надо. Порвешь.
Я стал целовать волшебную кожу ее шеи, потом ниже, пальцами я попытался проникнуть под кружево ее комбинации, под чашечку лифчика, но все было так туго, что я понял, что, действительно,скорее порву всю эту красоту, чем доберусь до соска ее груди. И я трогал ее грудь через эти непреодолимые преграды, и это все равно было приятно и волнительно. Я посмотрел ей в лицо, она улыбалась какой-то странной улыбкой, и я стал вновь целовать ее в губы.
- Наташа, я влюблен в тебя.
- И я в тебя, но, пожалуйста, давай, я застегнусь. Я простыну.
- Хорошо. Только пообещай мне.
- Что?
- Что мы будем встречаться. Что ты теперь - моя подружка.
- Хорошо.
- Что "хорошо"?
- Я твоя подружка.
- Я все сам застегну, ладно?
- Попробуй.
Мы шли домой медленно и, пока не вошли в городок, часто останавливались
и целовались. Меня распирала любовь к ней. Светлая и радостная. Мать сразу
заметила.
- Что-то ты весь светишься, - сказала она.