- Ну, Анечка, ну, пожалуйста, ну пожалуйста...
- Боже, не надо, Андрюша, Андрюша, не надо.
- Анюта, ну не сжимай коленки, ну любимая, ну дай мне...
И у меня нет больше сил противиться, и я слегка раздвигаю ноги...
В ту же минуту его горячая ладонь ложится на мою, ну не знаю, как сказать, Андрей называет это место "твой островок", можно погладить твой островок, говорит он иногда, теперь мой островок в его власти.
Он двигает ладонь и слегка проникает пальцем в мою щелочку, и я умираю.
Я умираю, я умираю, я умираю...
Я, уткнувшись носом в его шею, шепчу что-то нечленораздельное, уже сама двигаюсь на его пальце, и невыносимая, сладкая судорога пронзает мое тело.
Такая у нас с Андрюшей любовь.
Я все еще вздрагиваю, мы дышим жарко, я всем телом ощущаю его неудовлетворенную страсть, теперь он берет мою руку, он ведет ее по уже хорошо знакомой мне дорожке, когда он успел расстегнуть брюки, я касаюсь его пальцами, он горячий, он большой, он твердый. Андрей впивается поцелуем в мою шею, боже, завтра опять будет засос, успеваю подумать я, а сама слегка оглаживаю его чудное орудие, Андрей издает хриплый стон и сильная, горячая струя выплескивается мне в ладонь, Андрей кусает меня в плечо, от неожиданности я вскрикиваю, и мы замираем.
- Тебе хорошо было? - спрашивает он.
- Хорошо, а тебе?
- И мне, но нам обоим будет еще лучше, если сделаем все по-настоящему.
- Нельзя, милый.
- Ну почему, у тебя что, есть кто-то другой?
- А то ты не знаешь, кто у меня есть.
- Кто?
- Ты, мой дурашка.
- Оно и видно, что дурашка. Аня, давай, ты станешь моей.
- Я и так твоя.
- Совсем моей.
- Я совсем твоя.
- Не совсем.
- Совсем.
- Ты меня не любишь.