- Ты мне нравишься. Неужели ты этого не чувствуешь?
Что я должна была отвечать? В том-то и дело, что я чувствовала. Его взгляды, касания, словно невзначай. Этого нельзя было не заметить. И все же он мой брат. Троюродный, правда. Я вроде уже и оправдываюсь. Вроде допускаю что-то.
- Чувствую, - ответила я, - но так нельзя.
- Можно, - ответил он и придвинулся совсем близко.
Я поняла, что меня сейчас будут целовать. Наверное, надо было вскочить, перевести все в шутку, убежать, наконец, и все сложилось бы иначе.
Но я осталась неподвижна и смотрела на его приближающиеся губы, как кролик на удава. Не знаю почему, но в последний момент я зажмурилась. Как дура.
И он меня поцеловал. Осторожно и бережно. В тот же миг теплая и мягкая рука коснулась моей голой груди. Я вздрогнула. Подлец, он так и не застегнул мне лифчик! Я дернулась, открыла глаза, но он крепко обнял меня и повалил на песок.
- Ты с ума сошел, Роман, что ты делаешь?
- Это ты сводишь меня с ума, - прошептал он хрипло.
- Пусти, - сказала я строго.
- Не пущу.
- Пусти, я буду кричать.
- Не смеши, дай я лучше тебя еще поцелую.
И он снова стал меня целовать. Я пыталась увернуться. Честное слово.
Не долго, правда.
Его ладонь по-прежнему лежала на моей голой груди. Это было жутко волнительно. Наконец, наши губы разъединились. Поцелуй был таким долгим, что мы никак не могли перевести дыхание.
- Ну, и что теперь? - спросила я. Зачем я это спросила?
- Сейчас ничего, вдруг кто-нибудь пройдет мимо, - нагло улыбнулся он.
- Да ты скотина, - я треснула его по щеке.
- За побои ответишь, - опять рассмеялся Роман.
- Еще посмотрим, кто за что ответит, - я оттолкнула его руку.
- Ну, не сердись, ишь ты какая, - он продолжал улыбаться.
А я и не сердилась. Хотя, наверное, надо было сердиться. Из кустов выползли Ирка с Жоркой. Оба красные, как раки. Вон оно что. Им проще. Они не кузены. Быстрым движением Роман застегнул мне лифчик. Ого, как мы умеем, когда надо!
С этого дня жизнь осложнилась. Роман старался остаться со мной наедине, между нами начиналась сладкая, захватывающая борьба, осложнявшаяся тем, что нам приходилось конспиративничать покрепче всех революционеров вместе взятых.
Я, кажется, влюбилась. Меня уже не волновали Полина с Сашей. Я поздно возвращалась домой, я проходила мимо них, сидевших на скамейке у теткиной калитки. Полина сидела у него на коленях, они целовались, а я прошмыгивала так тихонько, что они меня не замечали, и он даже не вынимал руки из-под ее юбки.