пока несколько пар жадных рук знакомятся с твоим телом.
Стремительно пьянея, Юлечка чувствовала, как слова её будто стрелы впиваются в Ирину, раз за разом пробивая невидимую броню женщины, и постепенно входя всё глубже.
— Нет, не совсем так, правда, Ирка? Ты не просто терпела. Тебе было стыдно признаться даже самой себе, но ты тащилась от этих бесцеремонных прикосновений, млела, громко пыхтела, и пачкала от возбуждения свои трусики. Насколько я знаю, парни это быстро заметили, оценили, воспользовались. Ведь тогда и родилось прозвище Ирка-дырка?
В глазах Ирины появились слёзы, но она сдерживалась, продолжая хранить молчание.
— Кто первый лишил тебя девственности? Кто-то из одноклассников? Или парни постарше? Или кто-то из местной шпаны, которая собиралась в подвале нашего дома? Так или иначе, ты пошла по рукам... Я помню... На тебя стали показывать пальцами, посмеиваться, называть «безотказной давалкой».
Ирина приоткрыла красивый чувственный рот, чтобы возразить, но то ли не решившись, то ли не найдя нужных слов, ничего не произнесла, безмолвствуя, и лишь нервно заламывая длинные тонкие пальцы.
— Понятно, что другим девочкам это всё не могло нравиться. Красивая и на всё готовая шлюшка, о да, ты, таким образом, отбивала у них всех парней. Тогда то моя старшая сестра Ольга и вышла на передний план. Она всегда была хулиганкой, недаром про неё шутя, говорили, что наш папа слишком сильно хотел мальчика.
Юлечка игриво хихикнув, подмигнула Ирине.
— Интересно, что ты думала, когда сама пришла к нам домой, Ирка? Хотела наладить отношения с подругами? Поговорить? Извиниться? Наверное, вначале моя сестра и другие девочки думали, тебя просто поколотить. Но в процессе, план изменился.
— Знаешь, Ирка, для меня в девять лет, та сцена выглядела ужасно пугающей. Тогда весь наш городок бредил блатной романтикой. И моя старшая сестра, и другие девчонки не были исключением. Как у них называлось, то, что они стали с тобой делать? Опускать... Именно так они это тогда называли...
На красивое лицо Ирины набегали бесчисленные волны самых различных, противоречивых эмоций. Уже не гнев, а стыд, неуверенность, страх... Юлечка, не останавливаясь, продолжала.
— Самое интересное, Ирка, что ты была на голову выше, сильней, и крупней любой из своих мучительниц. Тебя уже тогда называли кобылкой. Здоровенная, сисястая, жопастая баба... Ты легко сумела бы отбиться. Могла бы позвать на помощь, вырваться, убежать. Но подсознательно тебе нравилась роль жертвы.
Вдохновляясь от своего рассказа, от растерянного поведения собеседницы, и от алкоголя, Юлечка испытывала небывалый прилив сил.
— Ха... Я помню всё, Ирка... От первых же угроз ты встала на коленки. Тебя заставили извиняться. Ты хотела отделаться простыми «простите-извините-больше не буду»... Наивно было предполагать, что вошедшие в раж, чувствующие себя приблатнёнными и крутыми, девчонки, этим удовольствуются... Тебе велели называть себя тупой пиздой, грязной блядиной... А потом... Твоя уступчивость их окончательно завела... Тебе приказали раздеться...
— Знаешь, Ирка, я до сих пор помню, какие на тебе в тот день были трусики... Беленькие, дешёвые, с каким-то забавным мышонком, нарисованным на них... Тебе вставили их в рот... Это было так нелепо... Стоящая на коленях сочная кобылка, с невинными, детскими трусиками во рту... Всё на этом могло бы закончиться... Если бы девчонки не проверили, что творится у тебя между ног... Это тогда стало открытием для всех... Ты вся намокла, Ирка, помнишь?
Потрясённый вид Ирины, красноречиво отвечал на вопросы девушки, и ей уже не требовалось никаких подтверждений.
— Тебе велели подняться на ноги... Теперь ты голая стояла перед своими одноклассницами, и называла себя дрочилкой и мокрощёлкой... Ах, да... При этом тебе велели вставить палец в собственную попу... А ты продолжала всё прилежно выполнять... Девочкам хотелось поглумиться над тобой... Помнишь, Ирка, как ты прыгала перед ними? Оттягивая пальцами рук половые губы, чтобы раскрыть пизду... Так что твои сиськи и жопа тряслись от каждого прыжка... Казалось бы, ужасная сцена подростковой жестокости... Если бы только ты сама не текла от возбуждения, похотливая Ирка...
Юлечка прервалась, и для контраста с бичующими словами, одарила Ирину одной из своих самых ангельских улыбок.
— После того случая для тебя всё только началось, помнишь, Ирка? Ты стала послушной, опущенной «полизуньей» моей старшей сестры. Вся эта «блатата», полная жуть, конечно, но тебе нравилось, Ирка, да? Никогда, ни разу, ты не сделала ни малейшей попытки, чтобы это прекратить, даже не попыталась протестовать, или что-то изменить в своем статусе. Правда?
Ирину, наконец, прорвало, она истерично разрыдалась, и со слезами к ней будто бы вернулись силы.
— Неправда!!! Я пыталась!!! Мне всегда было стыдно за себя!!! Каждую ночь, возвратившись домой, от твоей сестры, я плакала в подушку!!! Каждую ночь я клялась себе, что решусь и всё прекращу!!! И я прекратила!!! Я уехала в Москву!!! Я вышла замуж!!! У меня началась нормальная жизнь!!! Я выбросила из памяти все извращения!!! Я полностью изменилась!!! А ты!!! Ты пошла вон из моего дома!!!
Юлечка почувствовала, как каждый её мускул задрожал от напряжения. В одну секунду она очутилась рядом с креслом Ирины. В глазах плачущей женщины на миг отразилось удивление, а потом раздался резкий звук удара.
Пощечина Юлечки оказалась сильной, звонкой, хлёсткой, от неё голова Ирины дернулась в сторону, и роскошные волосы, спутавшись, прикрыли женщине лицо.
Юлечка вцепилась в гриву Ирины и стянула её на пол. Свой собственный голос она слышала как бы со стороны.
— Ничего ты не изменила, извращенка!!! Ты просто ждала своего часа!!! На колени, сучка!