Мы просидели до самого закрытия и возвращались пешком, потому что спрос на такси в это время суток в том городе был практически равен нулю, а соответственно и предложение. Моя гостиница была недалеко, а ее дом вообще на другом краю города. Связать столь удачно составленные обстоятельства было нетрудно, но непросто высказать. Я снова вызвал в ней волну самосожаления, и подвел ее к совершенно несправедливому распорядку дня, что раньше всех приходится приходить на работу, позже всех уходить, рано вставать. Мое предложение переночевать у меня не могло звучать не нагло, но выглядело так,что она сама напросилась.
Администраторша нас впустила беспрекословно, приняв купюру как само собой разумеющееся, даже не взглянув на ее достоинство.
Алла, конечно же, все поняла, и мы уже играли в игру, будто мы не знаем, что будем делать остаток ночи. Для начала мы еще по 50, для сугрева (дело было тоже зимой). Потом я дал ей полотенце (номер я снимал двойной, за отсутствием одиночных, и всех атрибутов у меня было 2 комплекта), показал, где мыло и вышел из номера покурить. Нормальный железнодорожно-гостиничный этикет. Покурил неспешно, зашел обратно, заперся. Убедился, что душ работает. Значит, уже разделась.
- Аллочка, - кричу через дверь, - губка там лежит на полочке, я ее вчера только купил, но еще не трогал. Она чистая.
- Что? Где? Не вижу! - Аллочка принимает подачу.
Я захожу без спроса, естественно, дверь не заперта.
- Вот же она, ты не на той полке искала, - подаю ей губку, не отодвигая полупрозрачной занавески. Сквозь нее видно нечетко, но то, что девушка играет честно понятно. Никаких трусиков и лифчиков не просвечивает. А голос уже деревянный, дыхание сбилось, все дела.
- Давай сюда, - Алла протягивает свою руку из за занавески.
- А поворачивайся, я тебе спинку потру, - и без предупреждения же, но плавно отодвигаю занавеску. Алла уже развернулась спиной. Я собственно не ожидал увидеть ничего особенного, фигуру я умею оценивать и через одежду, рост, длина ног - без сюрпризов. Но кожа! То, что я считал хорошо сохранившимся летним загаром, на самом деле был ее «родной» цвет. Она вся была нежно-шоколадного цвета, и нет никаких следов загорания ни от трусиков, ни от лифчика. И вся ровная и гладкая, хоть прямо сейчас бери и мажь на бутерброд. В сочетании со светло русыми волосами, собранными на затылке, чтоб не намочить, все вместе представляет собой завораживающее зрелище.
Даю ей губку и мыло:
- Ты намыливай, а я пока рубашку сниму. Чтоб ничем не забрызгать.
Тут дело такое, можно забрызгать еще не дойдя до душа.
Я снимаю рубашку, и брюки и все остальное, а сам не могу оторваться от этой спины, плеч, талии и ягодиц.
- Ну, давай губку.
Я беру намыленную губку и начинаю тихонечко, даже не тереть, а поглаживать шею. Алла начинает слегка покачиваться и извиваться, подставляя под помывку разные части своей спины. Вот уже и лопаточки чистые, и поясница, можно опускаться дальше, но Алле хочется вширь. Она поворачивается вправо-влево, подставляя такие же шоколадные бока. С каждым поворотом все губка омывает все большую и большую часть бока. Вот уже и грудь видна в профиль. Не-ет, губкой я ее трогать не буду! Над грудью - пожалуйста, животик - хоть 100 раз. А Алле хочется потереться своей упругой молодой грудью о мягкую и скользкую губку. Ай, как хочется! Она и приседает к ней, если ее ведут слишком низко, и встает на цыпочки, если высоковато. Ладно, я не садист, и легонько-легонько провожу уголком губки между грудей. Тут Алла уже разворачивается анфас и занимает недвусмысленное положение, мол, готова на все, только погладь, гад, мне грудь, наконец! Свободно прислонилась к стенке, глаза закрыты, голова откинута. Снизу, от живота я тихонечко, руками, размазываю мыло вокруг обеих грудей одновременно. Более интенсивный второй заход. Еще раз, уже ближе к набухшим и покрасневшим сосочкам. Еще раз тем же маршрутом … Еще … Соски так и торчат нетронутыми островами плоти посреди мыльного моря. Нет, не суждено им сгинуть в пучине, их доля в этом мире выше и благороднее. Вас, вершины чистоты женского тела, никто не осмелится оскорбить мытьем, никто не посягнет на священное право, данное Природой. Вас будут есть. Вот так отныне и вовеки веков вокруг вас будут складываться губки (ну, сначала мои, а что такого?), вот так носики будут искать их запах и тыкаться поблизости наугад. Вот так язычок будет поглаживать их и пробовать их вкус. Вот так я сейчас буду их сосать, вот так буду затягивать и сквозь губы легонько небольно покусывать. Вот так буду держать своими ладонями груди у их основания. Вот так … Так …
Алла постанывает и извивается как кобра, меняющая кожу. Но мы ее держим крепко, не отпустим. Думайте, госпожа, думайте! Аллочкины руки свободны и она находит им применение, теперь они легонечко толкают мою голову вниз, Туда, Там тоже хотят, чтобы поласкали, поцеловали. «Нет, не заставляем, но раз уж вы, губки, носик и язычок, такие добрые, поласкайте и нас». И мы в месте с ручками идем туда. Ручки обходят сзади и гладят попку, ножки, снова попку. Вот пальчики проскакивают уже совсем близко, ах, опять проскакивают. Еще чуть-чуть, эх, опять не попали. Ах, вот пальчики и внутри! Как им здесь приятно! А что же губки? И они здесь. Губки-пальчики, пальчики-губки …
Не падай Аллочка, ванна твердая, можно удариться. Давай мы тебя завернем в полотенце и отнесем в кроватку, хорошо?
В кровати мы, оба мокрые, продолжаем тереться друг о друга. Аллочка постепенно приходит в себя, и начинает более сознательные ласки. Она начинает с поцелуев груди. Я знаю, на что она намекает, но не подаю вида. Я очень это люблю, но мало кто из женщин соглашается делать это. Продолжай, Аллочка, просто продолжай. Она опускает свои поцелуи совсем низко, и в работу включается язычок. Я пытаюсь максимально расслабиться, чтобы не взорваться преждевременно. О, она тоже знает, как жилы тянуть! Но вот ее ротик находит свою цель. Как я это люблю, жаль, не получится по-настоящему. Проходит максимум полминуты и - взрыв. За долю секунды до него она затихла, как бы спрашивая, а что дальше. Я отвечаю легким прикосновением к затылку, и она его не выпускает.
А сама-то как опять возбудилась! Только отпустила меня, а сама уже руками к себе туда. Я плотно накрываю ее своим телом, так что руки не просунуть. Подожди капельку, мне надо хоть немного времени на перезарядку, я ж не пулемет. А пока я целую ее в губы. Всем женщинам безумно нравится, когда их целуют в губы после минета. Она забывает обо всем и жадно и ненасытно целуется.
Я, тем временем отдохнув немного, снова готов к бою. Немного помогаем себе руками. Начали просто, она снизу. Но Алле хочется выгибаться все больше и больше, вот мы уже оба на мостике стоим. Смена позы вполне естественна, теперь я скорее снизу, а она скорее сверху. Так, подпуская и отталкивая друг друга, мы тянем минут 10, не меньше, и кончили вместе. У нее оргазм начался чуть раньше, и она вся затрепетала и громко застонала. За своими действиями она следить уже не могла, от нее ничего не осталось кроме жадной, страстной и горячей вагины. Я в своем уме и в ее бешеном кайфе сумел все-таки найти место для собственного удовлетворения. Когда струя уже была готова вырваться тугим фонтаном в ее чрево, Алла, почувствовав это, изогнулась так, что чуть не переломила мой член пополам. Мне стало больно, и я тоже перегнулся, освобождая его. Запертое семя одним потоком рванулось наружу и не разорвало головку только потому, что снаружи ее тесно обжимало плотное и жаркое влагалище.
Как насосавшиеся чужой крови клопы, мы отваливаемся друг от друга, и засыпаем обнявшись.
Проснулся я от чувства неполноты мира, незавершенности его картины, предчувствия какой-то потери и легкой тревожности. Еще не открыв глаза, я понял, это рядом нет Аллы. Она уже встала и ищет в темноте полотенце. Радость моя, она не включает свет, чтобы меня не будить. Я ловлю ее за голую ногу, притягиваю к себе. Она тихо стонет, что не может больше,ей надо на работу.
- Ничего, поедешь на такси.
Не встретив хоть сколько-нибудь значительного сопротивления, затаскиваю ее в постель. Она сразу прикладывается ртом к члену. Но мне не хочется больше. Я хочу «она сверху», и подтягиваю ее за бедра повыше. Она села мне на живот и стала руками себя возбуждать, до тех пор, пока вся моя грудь и живот не стали мокрыми. Тогда она передвинулась пониже, взяла мой член рукой и стала аккуратно на него садиться своим анусом. Я этого еще ни разу не делал и дал ей самой, делать, как ей нравится. Я только держал ее груди. Она сначала как бы примерялась к нему, а потом сделала несколько резких скачков, и мы снова кончили вместе.
Алла быстренько помылась сама, оделась, взяла из моего бумажника ровно столько, сколько надо на такси и убежала.