— Сашка

— У Сашки в подвале сгорела голова, и она тоже умерла.

— Я тебя как хочешь называть могу. Мне без разницы. Как скажешь, главное чтобы это ты была. А пока так и буду говорить, «ты». Ладно? — Бьют кивнула. — Тебе поспать надо. Ночью нас никто не заметит, ни с воздуха, ни с воды. И утром тоже. Что, Хаши все моря облетит на своем волшебном вертолете? Слушай, ты его переоцениваешь. Да мы просто щепка на воде. Нас, скорее, кто–то другой найдет. Здесь движение, как на автостраде. Надень мою рубашку.

— Зачем?

— Утром прохладно будет, а потом можно обгореть. Надень, пожалуйста.

Бьют покорно натянула рубашку с длинным рукавом, и улеглась на пайолы рядом с Васей. Спиной к нему.

Вася тревожно прислушивался к дыханию девушки. Он обнимал ее вместе с таблеткой Бекима, стараясь не выпустить туда, где было страшно и одиноко, где каждый сам за себя против всех, а всех всегда больше, чем тебя, и они всегда сильнее. Затем Бьют вздохнула, и повернулась лицом к Васе.

— Вась, ты меня любишь? Ну, хоть чуть-чуть?

Вася хотел пошутить, но сам без подсказки крысы, понял, что этого делать не надо.

— Конечно. То есть да. Очень.

— Тогда пообещай мне. Я не хочу обратно. Ни в подвал, ни к собакам. Я ненавижу теперь собак.

— Мы кота заведем. Вы с ним вместе будете собак ненавидеть. Но собаки, вообще-то, разные бывают, я вот знал хороших собак

— Вася, заткнись. Если Хаши нас найдет, с вертолета, например. Если. Допустим. Не обязательно. Ты можешь меня застрелить? Ты знаешь куда стрелять, чтобы не больно было? Только не в голову, и не в лицо? Я не хочу как Осман, бр-р-р-р Фу, как он лежал, и стекло замазал Обещаешь?

Вася протяжно вздохнул и повернулся на спину. Ему хотелось сказать Бьют про дешевые мелодрамы, мыльные оперы и романтические покеты в мягких обложках. Что для Хаши бегство Бьют — это дело, отнесенное на следующую неделю в расписании еженедельника, вопрос дальнейшего поиска, но никак не погони.

Что в понимании Хаши, что он, что Бьют, невзирая на показную расположенность — разновидности домашних животных, и даже дохлый Осман для него не аргумент, потому что таким, как они, просто не положено убивать османов, а значит это сделал кто–то другой, по крайней мере, подобный Хаши.

Что, если их с Бьют и будут искать в Адриатике — то исключительно трупы в полосе прибоя. По крайней мере до тех пор, пока не найдут камеру, спрятанную в гараже. Ну, и лишь бы не выдал «Дукати» возле причала.

Что они с Бьют уже благополучно убежали, вообще-то. Что никто никого никогда не найдет, и никто никого не убьет. Что жизнь — не кино, да, она иногда страшнее, но, зато почти всегда проще и логичней, потому что нет для нее толкового режиссера, а актеры все — любители

Но Вася понимал, что для Бьют сейчас все страхи и угрозы мира крутятся исключительно вокруг нее одной, сжавшейся от ужаса в точку, где-то в глубине сознания. И сказал другое.

— Хорошо. Застрелю. Не в лицо, я понял. Обещаю. Как доберемся до берега, я тебя в письку застрелю. Раза три, для начала. А потом в попку, когда ты размякнешь, чтобы не пищала.

— Ну вот, — обидчиво сказала Бьют. — А говорил, что любишь. Пиздишь ты, Вася, как дышишь. — Бьют тихо полежала рядом с Васей, а потом забросила на него ногу. Вася улыбнулся в темноте. Расколотый мир постепенно принимал знакомые очертания. Не хватало только махрового полотенца размером с волейбольную площадку. Вася лизнул маленькое ушко, и начал тихо говорить в него самые хорошие и добрые слова, которые только знал.

— Ты, — говорил Вася ей на ухо,— Ты моя мелкая и жадная зараза. Сучка. Нарисованная девочка. Я убью все твои черные вертолеты и всех собак. Я убью твоего Хаши, и вообще всех нахуй убью. Я буду целовать тебя, лизать и кусать, где захочу, а кто будет мне мешать — убью нахуй. Всех негров, голландцев и полковников. Всех начальников охраны, их заместителей, и заместителей их заместителей. Тебя больше никто никогда не ударит, потому что я сразу убью его нахуй. Протянет лапу — убью нахуй. Не так скажет — убью нахуй. Плохо посмотрит — убью нахуй. Я вообще всех убью нахуй. Спи, моя маленькая «ты». Если кто-то тебя разбудит до обеда — тоже убью нахуй. Спи. Все.

Бьют сладко сопела, положив на Васю ногу.

***

И снилось Васе, как на страшном черном вертолете вокруг перепуганной Бьют, в белой рубашке до колен, через которую промокал синий купальник, кружил беспощадный Хаши, чтобы отвезти ее в подвал, где ей сожгут голову, исполосуют бокскаттерами, раздавят ее вишни и скормят поджарым псам.

А неестественно спокойные зрители в балаклавах рассматривали программки, и передавали друг через друга официантам сложенные вдвое заказы — кому ножку, кому грудку, кому шейку.