Однажды Лёшка пришел на детскую площадку явно после портвейна. Запах доносился даже с расстояния. Ухмылялся как-то глупо. Уселся на скамейку и задымил «Беломором», глядя на нас, малышню, возившуюся песке. Сейчас пытаюсь вспомнить, сколько же было мне тогда: лет семь? или восемь?…
Лёшка выдымил папиросину, отщёлкнул ее в сторону красиво, потом сказал нам:
—Пацанье, а ну-ка пошли со мной, — даже не сказал, а приказал.
Нас было тогда, мальчишек пять или шесть, сейчас уже не помню. Одногодок, лет шести-восьми.
Отказать Лешке было, заведомо подписать себе смертный приговор. Ну, не приговор, но гулять, потом лучше не выходить. Лёшка не любил, если кто-то делал не так, как он хотел.
И вот мы стоим в заплеванном, затхлом, замешанном на кошачьем и табачном перегаре, гниющих овощей запахе подъезде, смотрим на Лёшку: чего он нас сюда притащил? Чего хочет?
6.
А Лешка выстрелил из пачки еще одну «беломорину», прикурил. Сощурился, отгоняя дым рукой:
— Ну, чё, малышня, пора вас просвещать, а то такие вы все такие
несмышленоши, что за переулок стыдно… Ну, чё... Кто знает, откуда дети берутся?
Мы стояли, мялись, не зная , что сказать. Никто ничего такого не знал конкретного. Интернета тогда не было. Да и телевидение было несколько иным. Рен-ТВ во всяком случае еще не вещало…
— Ну? — грозно переспросил Лёшка.
— Можно я? – словно в школе поднял руку Игорь – очкарик.
— Говори…
— Мне рассказывали, из капусты…
— Двойка, — отрезал Лёшка. — Кто еще подобную лабуду скажет:
в глаз получит.
Если, кто и хотел что-то сказать, после таких слов, решил не высовываться.
— А я знаю, — вдруг сказал самый младший из нас,
Витька. Он совсем недавно появился в нашем переулке, переехал откуда-то из другого города. Мы знали только, что его отец был военный, и они постоянно переезжали. — Они из маминого животика появляются, — сказал Витька. — Вот у моей мамы животик рос-рос… А потом вдруг сестренка появилась, а у мамы животика не стало..
— Молодец, пятерка! — Лешка отщелкнул окурок.
До сих пор не могу понять ( столько уже лет прошло), зачем это ему было нужно? Нас, малолеток, просвещать? По пьянке, что ли ? Или еще
почему… Психиатры сегодняшние наверняка определят в его голове некую ненормальность. А я до сих пор уверен, не было у него никаких «эдаких» отклонений. Возомнил он просто себя под воздействием портвейна этаким , так сказать, Макаренко от секса, и решил просветить молодняк от щедрот своих: типа, кто если не я?
— Так, молодец, пятерка, — сказал Лёшка Витьке. — А
теперь смотрите…
Лёшка расстегнул пуговицы ширинке брюк и, засунув туда руку, вытащил свой член….
Все мы жили в коммуналках. Без горячей воды, и уж, конечно без ванной. Раз в неделю ходили в баню на Селезневке. И естественная нагота мужиков была естественной: так болтается что-то между ног.
Но вот сейчас было все совсем по-другому. Лешкина «колбаса» вдруг стала непонятно дергаться и увеличиваться в размерах…
— Лёша, ты писать хочешь? — встрял Игорь-очкарик.
7.
— Молчи, дурак! — скрипнул зубами Лёшка. — Смотри.… Все смотрите!
А дальше началось что-то необъяснимое с нашего, малолеток ,восприятия происходящего.
Лёшка обнял свой член пальцами, вроде как внутрь кулака его воткнул. Но так, что кончик члена высовывался между большим и указательным пальцами.… А потом он этим кулаком стал двигать вперед-назад. Сначала
медленно, потом все быстрее. Мы смотрели на это действо, как завороженные, раскрыв рты. А с Лёшкой творилось что-то непонятное: он
стал шумно дышать, потом дыханье перешло в несвязанные выкрики, закатил глаза и вовсе их закрыл, вдруг, закричав что-то невнятное, задергался всем телом и…. И из его конца стали выстреливать белые струи… Одна, вторая , третья….
— Ну что, все поняли? — блаженно улыбаясь и продолжая подергивать
свой член, откуда выскальзывали прозрачные тягучие капли, спросил Лёшка.
Мы стояли совсем обалдевшие, не зная, что сказать. Только что Игорь-очкарик спросил:
— А зачем ты себе делал так больно?
—Больно?.. Вот дурак-то, — заржал Лёшка. — Да это самое лучшее, что есть в жизни!
Мы смотрели на него недоверчиво.
—Ладно, малышня… Вы хоть знаете, что у девчонок письки другие, не как у нас? — спросил он, убирая уже сморщившийся член в штаны.
Мы кивнули . Это-то для нас секретом не было. У кого сестренки: хочешь, не хочешь, но увидишь. А кто по детскому саду еще
помнил, что у девчонок между ног совсем не то, что у мальчиков.…Но как-то значения этому не придавалось….
— У девчонок между ног дырка — пизда. А у нас, у мальчишек — хуй, просвещал нас Лёшка. — И вот надо хуй засунуть в пизду, подергаться , а потом кончить. Как я сейчас, — он потрогал себя у ширинки. — И если это выльется в девчонку, то будут дети… Дошло, шпана?
Шок
После Лёшкиного ликбеза я долго прибывал в шоке. Верил и…не верил. Верил, потому что все было не словами из учебников, а наглядно… Не
верил, потому что, если все то, что сказал Лешка — правда, это…это же… Это, значит, все ( ВСЕ!) это делают… И даже .страшно подумать: и мама с папой тоже? Иначе, если прав Галка, как бы я появился? Разговоры о
8.
капусте и об аисте я уже тогда воспринимал, как бред… Мало того, знал, что все взрослые этим занимаются. Но в моем тогда детском восприятии — это