- А я знал по зоне. Там это называлось "взять за щечку". Я немедленно перевернул ее и запихнул в рот:
- Мы все делали неправильно, как будто это влагалище, а не рот. Он входил слишком глубоко, меня тошнило, и я сдерживала рвоту, боясь рассердить его.
- Я кончил и спросил, что она еще может мне предложить. Она сказала, что я могу заставить ее взять в рот все, что угодно. Я приказал ей облизать мои ноги. Тогда я считал это унижением, а не лаской. Она исполнила. Потом я помочился ей в рот, и она послушно все проглотила и даже слизала пролившееся мимо. Это снова возбудило меня, я лег на спину и приказал ей еще раз взять за щечку.
- Теперь я поставила все по-своему. Я нашла правильные движения и способы:
- Я просто блеял от восторга. Кончив, я поднес ей к горлу финку. Теперь я действительно хотел убить ее. Я просто не мог вынести мысли, что мне придется с ней расстаться. Что через несколько лет какой-нибудь слюнявый фраер будет спать с ней каждую ночь!
- И я это поняла. Я понимала его так хорошо, как будто он говорил вслух, а не думал про себя. Я сказала: "Ты можешь забрать меня с собой и развлекаться, пока не надоем. Потом ты можешь убить меня перед другой женщиной, чтобы она боялась и слушалась тебя: Еще я слышала, что бывают такие женщины, которые делают это с мужчинами за деньги. Ты можешь сдавать меня другим мужчинам, а деньги забирать себе".
- Меня распирало от эмоций. Я чувствовал, что должен как-то закрепить свое право на нее, свою власть над ней. На полу в комнате почему-то валялся всякий слесарный инструмент. Я схватил первое, что подвернулось под руку, кажется плоскогубцы, раскалил на зажигалке и выжег ей клейма на груди и попке. Теперь это эмблема клуба.
- Я только предупредила, что не смогу сдержать крик и соседи могут услышать, и он приказал мне запихнуть в рот трусики.
- Вот оно, это клеймо.
Приподнявшись на локте, председатель нежно целовал и облизывал клеймо на груди Анны. Я не мог больше сдерживаться. Я встал на колени подле лежащей на боку на небольшом возвышении женщины и тоже принялся целовать и ласкать ее рубцы и шрамы. Председатель, казалось, не замечал меня. Анна быстро и ловко перевела его член в другое свое отверстие, а мне освободила влагалище. Я лег рядом и вошел в нее. Она задала нам общий ритм, а председатель продолжал рассказ:
- Соседи не услышали, зато прочухались кореша. Я сказал им, что забираю девчонку с собой. Они запротестовали, и мне пришлось обыграть их в "очко". Если бы мне не пофартило, убил бы обоих. Я увез Анну в другой город. Целый месяц я держал ее в одной комнате с собой, не выходя на улицу. Даже большую и малую нужду заставлял отправлять при себе. Я отыгрывался на ней за все, что общество сделало со мной. Она не только не роптала, но и помогала мне. Мне нравилось пугать ее: "Ты мне надоела, сука. Если не придумаешь к утру что-нибудь новенькое, замочу". И она всегда придумывала.
- На самом деле я не пугалась, любимый, но всегда придумывала:
- Через месяц мне все же понадобилось выйти из дома. Я страшно опасался, что она попробует сбежать. Она сама предложила приковать ее собачьей цепью к батарее. Оно только просила принести ей книг. Потом я реализовал план сделать ее проституткой. Слава о ней распространилась быстро. Клиенты оргазмировали, едва увидев ее сидящей на цепи. С ней разрешалось проделывать все без ограничений, вопрос был только в цене. Несколько раз мне платили за разрешение убить ее. Но убить никто не смог, не захотел.
- Так же, как и ты, любимый:
- Да, так же, как и я: Деньги полились рекой, очередь выстраивалась на полгода вперед. Чтобы не отрывать ее от работы, я пробовал завести себе других баб, но ничего не получалось. То есть баб-то было много, но уж лучше бы их не было. Постепенно до меня дошло, что мне неслыханно повезло, что я встретил великую женщину. Через несколько лет она предложила отдавать ей девушек на обучение. Так и возник клуб МИГ-21. Скоро я обнаружил, что изменился. Мне не хотелось больше мучить и унижать женщин. А Анне я не могу сделать больно, даже если пытаюсь заставить себя. Мне достаточно потрогать какой-нибудь ее шрам, вспомнить его историю, и на глаза навертываются слезы. Не от раскаяния, конечно:
- Я не простила бы себе, если бы заставила тебя раскаиваться:
- Не от раскаяния, а от нежности. Лет двадцать назад я сформулировал тезис: "Нежность - это удовлетворенная агрессия". Раньше я считал его бесспорным. А теперь, когда постарел, мне вдруг стало казаться, что я ошибся. Может, правильно так: "Агрессия - это неудовлетворенная нежность"? Может, агрессия и насилие - это иллюзия, заблуждение, а нежность первична и субстанциональна?
Он со слезами на глазах ласкал следы ее ран. Я следовал его примеру, а Анна поощряла и ласкала нас обоих. Все трое кончили одновременно, и наша группа распалась.
- Это было как вчера,- пробормотал председатель.- Вся жизнь - один миг:
- Но разве это не был МИГ-21?- сказал я.
- Да, это был МИГ-21,- как эхо отозвался он.
4. МИГ-21: падение
Мы с председателем были готовы задремать, но Анна взбодрила нас легкими шлепками:
- Не расслабляйтесь, мальчики. Главное еще впереди.
Когда мы, наконец, сумели изобразить внимание, она продолжала: