- Конечно. Ты играть умеешь?
- Послушаешь.
Ксюша встала и величаво пошла в другой комнаты, где стояло пианино.
- Пятая Симфония Бетховена ля-минор.
- О, АЭМ! Я тоже умею!
- Это не аккорд, а тональность.
- Понял, молчу.
В комнате заиграла музыка. Ксюшины пальцы неслись по клавишам, как угорелые. Каждый такт она отмечала грациозным наклоном головы, словно желая подчеркнуть свое искусство. Минут через пять, сыграв, по-видимому, умопомрачительной сложности аккорд, она завершила музыкальную композицию. Андрей весело захлопал ладоши. Это было на порядок круче того, что он привык слушать в своем исполнении. Классическая музыка всегда являлась для Андрея загадочной неизвестностью, тайной за семью замками. Он никак не мог подобрать слова, чтобы выразить восхищение, но перебор прервала Ксения.
- Приятная гармония, да?
- Да, гармонь... какая гармонь, это же пианино?
- ГармониЯ.
- А что это?
- Ну если примитивно сказать, то это сочетание аккордов, получающаяся из них музыка.
- А есть еще мелодия? - попытался вникнуть ученик.
- Да, и контрапункты.
- Ладно, не объясняй, я все равно не пойму.
Андрею хотелось тоже показать себя с лучшей стороны.
- Ты знаешь, что такое цилиндр?
- Конечно, это головной убор. Музыканты играющие классику часто его одевают. Ба, Андрей, мне показалось ты знал, что это, ты, видимо, музыкант.
Андрей в сердцах крикнул про себя "Бля!" В этот момент вошел Вилен Ульянович и весело посмотрел на спорящих.
- Дядя Вилен, я с Андреем познакомилась, он наверно музыкант, только очень застенчивый.
Председатель судорожно схватился за торшер и стал хохотать, как заведенный.
- Он автомеханик, - вытирая слезы выдавил он. Ксюша насупилась и, казалось, хотела провялится на месте.
- Цилиндр, - отвернувшись от Андрюхи, шепотом сказала она. Но он тоже был немного не в себе.
"Значит это и есть та самая племянница, из-за которой в марте шла непрерывная стройка. Если бы я знал, то не прикалывался. Вот блин." Настроение испортилось, ему представилось, что он упускает огромного журавля в небо и грустно смотрит ему вслед. Андрей корил себя за чрезмерно веселый характер, за непреодолимое желание подкалывать над незнакомыми девушками, порой во вред себе. Но Ксения медленно повернулась к Андрею и, к удивлению, добрым, спокойным голосом сказала: