Матвей даже сам немного удивился неожиданно слетевшему с уст вопросу.
— Обыкновенная похоть, — все также лениво отмахнулся от него Лука, которого сегодня явно не тянуло на откровения, — На фига ей такой как я? Она не такая уж наивная, какой кажется на первый взгляд.
— Хочешь, чтобы я начал тебя убеждать, что ты хороший?
— Да иди ты Кстати, мне сегодня секретарша сделала минет, и я ее уволил. Вот такой я «хороший».
— Оба на Поздравляю Светка?
— Катя
— Это такая такая ? Блин, да ты совсем! Зачем уволил-то? Нельзя так с перспективными работниками!
— Мне теперь дома хватает острых ощущений.
Матвей налил себе очередную порцию текилы, задумчиво слизнул только что насыпанную из солонки на руку соль, выпил, заел долькой лимона и откинул голову назад на край бассейна, тупо уставившись в потолок.
— Ты бы завязывал нажираться , — смерил его мутным взглядом Лука.
— Ничего, переживешь, — проигнорировал замечание Матвей, — Скоро закончатся твои острые ощущения, и Кристина, кстати, уедет.
— Москва не так уж далеко, так что
— Так что?
— Даже не знаю Боюсь, она мне все-таки тоже нравится , — Лука потер затылок, взъерошивая мокрые волосы, чтобы взбодриться и заставить себя наконец вылезти из бассейна, — Или, может, просто твоя текила так действует, — криво усмехнулся он, задумчиво уставившись в пустоту.
— Стопроцентная голубая агава , — уныло подтвердил Матвей, — И все-таки ты поганец и эгоист
— Ну, только не тебе на это жаловаться.
— Да уж
Кажется, Матвей пробормотал под нос какое-то ругательство, которое Лука не расслышал.
— Ты чего?
— Ничего, — Матвей снова потянулся за хрустальной солонкой.
— Слушай, кончай уже, — Лука резко сел, перехватив руку брата за запястье.
— Ладно, ладно, — тут же вяло уступил он, — Все равно сейчас сил нет с тобой тягаться.
Полчаса спустя Матвей провалился в тяжелый удушливый сон, в котором он по началу даже с трудом различал образы. Когда они сложились в четкие очертания вызывающе эффектной пары, по всему его нутру пробежался неприятный холодок. Эти двое даже не держались за руки — без всяких тактильных контактов было ясно, что их связывают вместе колдовские узы, замешанные на крови самого дьявола. Она — белокурая, нежная, провокационно трепетная, на все готовая ради него — растворялась в его взгляде, жадно упиваясь энергетикой его порочности, рвущейся с силой вулкана из-под лживой личины полного самоконтроля. И он — черноволосый, неприступный, холодный, перебирающий в своем извращенном уме жестокие и беспощадно прекрасные фантазии, — выжидал, медленно изводя свою жертву ее же собственными ядами похоти. Они гуляли по городу, болтали, обменивались улыбками, даже смеялись, и, конечно, совсем не замечали его, а ведь он тоже рассказывал что-то занимательное, остроумно шутил, обаятельно улыбался От этой улыбки девушки млели, он знал это и всегда прекрасно этим пользовался, но только с ней сейчас все было напрасно. Горло Матвею душил болезненный спазм, ощущение собственного бессилия давило на грудь, глаза обжигали слезы.Какой же он жалкий идиот!
Все исчезло, закружилось, потонуло в водовороте других иллюзий, которые тут же улетучивались из памяти. Он запутался, все забыл, просто мучился от необъяснимой тоски, жалел себя и ругал одновременно, пока повелитель снов неожиданно не предложил ему новые декорации, новую мизансцену, новые цвета, звуки и эмоции. Кристина Она завораживающе медленно и поразительно бесцеремонно двигалась в ослепительных лучах софитов в безликой танцующей толпе под неразборчивые звуки какой-то магической какофонии. Сияющая, нежная, совсем еще юная блондинка с выкрашенными алой помадой пухлыми губками, в черном корсете, черной полупрозрачной короткой юбочке и в лакированных босоножках на умопомрачительной высоты шпильках. В ее глазах больше не было робости, сомнений, страха, вопросов — они манили, пожирали его, требовали его немедленно. Стройные ножки, слегка расставленные в соблазнительно жарком танце, обещали, что все его желания и помыслы будут исполнены — только прикоснись. Матвей приблизился на ватных ногах, не отрывая взгляда от ее извивающегося тонкого тела с упруго выпирающими из корсажа округлостями белых грудей, нереально тоненькой талией, мягко очерченными очень женственными бедрами. Ее руки с красными ноготками тут же призывно обвились вокруг его шеи, пальчики нежно перебирали волосы на затылке, притянули его лицо к ее личику. Она позволяла себя целовать, и он целовал — ненасытно, жестко, грубо, удушливо. Но в ее голубых глазах больше не было невинной жертвенности, в них цвела и кипела страсть, жадная и неутолимая, как сама жизнь. Ее горячие ладони соскользнули по его шее и плечам к мускулистой груди, пальцы недвусмысленно задержались на сосках, двинулись вниз по рельефным мышцам живота к тугим джинсам, уверенно потерли твердый бугор в паху, коготки бесцеремонно поцарапали сквозь грубую ткань эрегированную головку, вызывая во всем теле Матвея взрывы электрических разрядов и дрожь. Ее губки прильнули к его шее, покрывая ее безжалостно чувственными укусами, тут же зализанными ласковым язычком. Зубки и язычок переместились к соскам, пока коготки продолжали сводить с ума его налитого кровью зверя.
Вдруг резко поднявшись и закинув назад голову, красиво взметая потоки белокурых волос, Кристина потянулась к его губам за поцелуем, но тут же властно надавила ему на плечи, давая понять, чего требует ее юное пылающее тело. Матвей опустился на одно колено, задвинув другое между ее стройных ножек, ненасытно лаская гладкую упругую кожу ее бедер, непрерывно движущихся в медленном танце. Он приподнял ее юбочку, упиваясь видом ее голенькой слегка увлажнившейся киски с пухлыми губками, и, жадно поглаживая ее попку, стал покрывать внутренние поверхности бедер долгими, влажными и томительными сосущими поцелуями. Выписывая бедрами едва заметные восьмерки и запустив тонкие трепетные пальчики в волосы Матвея, Кристина стала слегка приседать, ни на секунду не упуская завораживающего ритма мелодии. Ее киска коснулась его раскрытых губ и тут же отстранилась, не дав распробовать ее вкус. Щеки Матвея разгорелись, сердце забилось чаще, руки нетерпеливо ловили ее за талию, одновременно придерживая дерзкую юбочку. Только чертовка ускользала от него снова и снова, лишь дразня своими прелестями. Вот ее шелковистые лепестки опять задели его губы, его язык проворно проскользнул по клитору, захватив пару капель ее влаги. Сладостно вжимая в губы ее покрытую сочным глянцем розовую плоть, Матвей крепко обхватил ее за попку и закрыл глаза. Кристина вздрагивала и трепетала, но из его крепких тисков ей уже было не выбраться. Сквозь неразборчивые шумы и ритмы музыки он с упоением слушал ее тонкие стоны и лепет, пока ее губки не прошептали: