Под влиянием всего этого мы решили поехать с детьми на отдых в Лисью бухту, под Коктебелем. Там живут нудисты в палатках, никогда не одеваются, проводят голыми целые недели... Там-то и произошла главная история.
Это был первый наш "голый" отдых. И он был самым ярким, особенно для детей - несмотря на то, что публика в Лиске обитала всякая, от полублаженных любителей слияния с природой - до искателей эротических приключений всех мастей. Для нас было большой новостью, что там круглые сутки все, решительно все занимались друг с другом любовью - в разных комбинациях и позах. Иногда - открыто, а иногда - и у всех на виду. Там было много "лисят" (детей) - что совершенно не смущало неистощимых любовников, каковыми здесь были все взрослые от 20 до 70, и некоторые пары занимались Этим прямо при детях, чужих и собственных. Все это нас вначале несколько шокировало, и мы даже хотели уехать, но детям так понравилась Лиска... да и мы сами чувствовали искусительный холодок: совершенно обнаженные... две недели... Собственная и чужая нагота невероятно возбуждали, и у нас не хватило силы воли уехать. Тем более, что мы убедились - коллектив
"лисят" - хороший, позитивный, никакой испорченности, наоборот - доброжелательные, даже ласковые друг к другу дети. Все-таки нагота творит чудеса...
Конечно, мы при детях не занимались Этим, но решили, что старшенькому можно рассказать Все, и рассказали - с иллюстрациями на себе (понарошными, разумеется, не настоящими). Прибавили, что Этим нельзя заниматься при посторонних - пропадает все удовольствие, и что так делают только глупые люди. Может быть, с точки зрения общепринятой морали мы поступили неправильно, но мы чувствовали, что все это нормально, хорошо и ничего нездорового в этом нет.
Обилие обнаженных тел, нагота любимого человека, доступная всем взглядам, открытость собственных гениталий - все это окутало нас эротическим дурманом, какого мы не испытывали никогда. Весь наш "лисий" отдых прошел в пароксизме постоянного томления, подсасыващего изнутри день и ночь. Мой "агрегат" все время норовил нацелиться в небо, и я пытался расслабиться, как мог - то купался, то лежал животом на песке, и часто – по два, а то и по три раза в сутки – отыгрывался на жене. Что до нее, то она была просто ошеломлена. Ее поведение сильно изменилось, с лица не сходила полублаженная, полурастерянная улыбка, реакции замедлились - она была, как тающая Снегурочка. Ее эротическая впечатлительность не замедлила проявить себя в одном неловком, но волнующем происшествии.
В Лиску иногда захаживал художник по боди-арту, чрезвычайно популярный среди нудистов Коктебеля. Я даже читал о нем в интернете - на сайте Коктебель.нет. И вот - как-то раз наш старшенький прибегает разрисованный с ног до головы, да красиво так, - и счастливый!.. Кричит: мамочка, пошли рисоваться! И тянет ее за руку.
Это было во второй день нашего "лисятника". Жена еще не освоилась, у нее голова плыла от новых впечатлений; кроме того, она еще сильно стеснялась с непривычки. Она сидела, смущенно улыбаясь, и не давала дитенышу утащить себя - "мамочка не хочет". Но я видел, что мамочка хотела (и папочка тоже, честно говоря), и поддержал сына: взял мамочку за другую руку - и мы, мужчины, потащили ее "рисоваться". Следом за нами бежала младшенькая и визжала. Мамочка сопротивлялась, смеялась, но поневоле шла за нами.
Художник, который рисовал на миловидной белокожей девочке-подростке разноцветную птицу, был окружен зрителями и желающими "рисоваться". Жена все время порывалась удрать, но мы не пускали ее. Всем было очень весело - мы все будто снова окунулись в детство.
Наконец пришла ее очередь. Она продолжала упираться, но мы вытолкнули ее из круга поклонников - в центр, к художнику. Он заулыбался ей, протянул руки и сказал:
- О, какая миниатюрная крошка-девочка! Настоящая живая монгольская статуэтка!
В жене не было ничего монголоидного, скорей она была похожа на южанку - гречанку или итальянку, - но почему-то это сравнение слушалось очень приятно, как комплимент.
Художник спросил ее: "сколько нам лет?"
- Одинадцать! - крикнул я, прежде чем жена успела ответить. Она фыркнула и закрыла руками лицо.
- Одинадцать? Нет, что-то не похоже. Не может быть, - говорил художник, глядя на жену почти с отеческой нежностью, - в одинадцать лет не может быть такой замечательной груди. Наверно, все четырнадцать, а то и пятнадцать?..
...Когда выяснилась правда, и художнику были предъявлены дети "монгольской статуэтки" - можно было, что называется, давать занавес. Сама статуэтка не знала, куда деваться от смеха и конфуза.
Художник принялся за рисование. Было видно, что он загорелся особой симпатией к "статуэтке" - ласково говорил с ней, называл своей красавицей, взялся рисовать на ней большой и сложный рисунок. Трудился он с явным удовольствием, особое внимание уделяя "замечательной груди" - каждая мамина сися становилась звериной мордочкой (к восторгу детишек). Он все время исторгал комплименты - фигуре, глазам, молодости, бюсту, бедрам, "фарфоровой талии", - и жена смущалась, таяла, а я не знал, как на это реагировать. Ничего сального, пошлого он не говорил, все звучало очень красиво - "на правах эстета". А детишек он пристроил держать краски, и они сразу перемазались доушей. Им тоже очень хотелось порисовать на маме, и он выделил им мамины ножки до колен, которые моментально покрылись разноцветными пятнами и закорючками...
Глаза жены сверкали, и я видел, что ей не по себе – все это вызывало в ней какие-то сильные переживания. А художник тем временем спустился на животик, потом - ниже, подобравшись к самому заветному. Он попросил жену раздвинуть ножки... а я думал - неужели он будет рисовать прямо на гениталиях? И только я это подумал - он коснулся кистью половых губ. Жена зажмурилась. Вдруг я увидел, что она раздвинула ноги шире и стала слегка двигать тазом, как бы насаживая вагину на кисть. Художник сказал "спокойно, не дергайся", и придержал ее рукой за попу, продолжая класть мазки на половые губы. Я почувствовал неладное, и это же время жена резко дернулась, сбив рисующую кисть (прочертившую кривую по ее бедру), из нее вырвался сдавленный стон, она судорожно вцепилась в художника, как кошка в дерево, - и все увидели, как бедра ее заходили ходуном, а из вагины брызнули капли белой пены... Бедняжка кончила - на глазах у десятков людей!
Всем было неловко, а что делалось со мной - не могу и описать. Художник тоже опешил, пытался держать ее за руки - а она дергалась всем телом, закрыв глаза, затем обмякла и опустилась на песок. Не открывая глаз, она тихо сказала "извините"... Младшенькая наша завопила: "мама уписалась!" Старший молчал, чувствуя подвох, но не понимая его.
Сконфуженный народ молчал, сочувственно глядя на нее, а художник, растерявшись на секунду, оправился, присел на корточки, свесив свое внушительное достоинство вниз, и тронул рукой макушку совершенно потерянной мамы. Погладил ее по голове, по спине, и сказал очень ласково:
- Ничего, так бывает. На моей памяти два раза было, и вот - третий. Так бывает только с очень впечатлительными женщинами - с Настоящими Женщинами. Больше всего я уважаю именно таких женщин - таких, как ты. Только настоящая, глубокая женщина может исторгнуть семя оттого, что ее превращают в картину. Ты подарила мне самое ценное, что есть в тебе, и поэтому ты - Настоящая Женщина. Я кланяюсь тебе.
Он встал и поклонился ей! Жена сидела, сконфуженная, с влажными глазами, и боялась встать. Художник сказал:
- А теперь - бери своего мужчину... тут есть твой мужчина?
Я был настолько растерян, что постеснялся назвать себя, - и жена тихо сказала "да".
- Очень хорошо! Прекрасно! Тогда идите вдвоем, и чтобы у тебя все получилось по-настоящему! А потом - возвращайтесь сюда, я должен закончить рисунок. А вы, - обратился он к нашим детям, - вам нельзя, я вас не отпускаю, вы должны мне помогать. Как же я без вас справлюсь? Идите, - снова сказал он нам, - а я пока распишу вот эту кроху, - и взял за руку маленькую девочку. - А помощники будут краски держать!
Он помог жене подняться, она подошла ко мне, глядя под ноги, я обнял ее за плечи - и мы пошли к палатке. Я просто разрывался от конфуза и желания, и готов был оскандалиться вслед за женой. По дороге я ловил улыбки и завистливые взгляды.