– Убл***к! Ты тра**л всю ночь, вые**л всё тело! А теперь уходишь. Чтоб ты сдох!
Я услышал плачь на лестничной площадке. Что ж, теперь мне сюда дорога закрыта, а дверь замурована. Жениться без любви, означает принести себя в жертву поганых обстоятельств.
ІІІ
На следующий день я опять встретил Иру в библиотеке. Впервые в жизни во время занятий математикой я думаю о посторонних вещах. Что-то не так. Сила воли уводит меня в многомерные пространства Синойского. Дисциплина мышления, и только она, единственное правило моего интеллекта. Саморефлексия: я ухожу в мир Платоновых эйдосов, и там мне не слышны шумы библиотеки и время останавливается. Мой рабочий стол в секретариате Зевса, я работаю среди богов. Но даже там, закончив запланированный отрезок труда, я выхожу в мир, чтобы подумать о новом. Кто такая женщина? Она человек, и этого у неё не отнять. Но тут со всей очевидностью кроется что-то ещё. Женщина может быть красива, и даже привлекательна (опять же в смысле располагающей красоты), но она никогда не манила к себе, как это было с мужчинами. Мужская красота сводит с ума, пробуждает что-то животное. Мужские улыбка, нос, брови, овал лица – вот источник страсти, которая может, конечно же, перерасти в азарт, а там глядишь и влюбиться не сложно. Мужская красота будит. А женщина, даже самая красивая, похожа на картину: она может восхищать, но не греть. Мужская красота понятна: я её чувствую как бы изнутри, а женщина в этом смысле закрыта. Женщина иное не в смысле биологическом или социальном, а в самом главном смысле –– эстетическом. Поэтому она не понятна, загадочна.
Я подошёл и сел возле неё.
– Вот мы опять встретились.
– Да. Привет, ещё раз.
– Привет.– Я улыбнулся ей в надежде, что чёрный ящик всё-таки откроется передо мной. Чувствую какую-то познавательную тягу к ней, и тяга эта навязчива, как первобытный инстинкт. – Вот мы опять встретились. Сколько времени прошло! Надо же, и перевыборов не успели назначить. Рассказывай, как жизнь.– Моя коронная фраза должна повлиять на неё. Ведь это так неожиданно, мы виделись только вчера, а я спрашиваю, словно десять лет прошло. Это многих обескураживает и обезоруживает.
– Да не знаю, всё так же.
– Связь банальных слов как отговорка или уход от ответа. М-да. Хорошая статья может получиться.
– Жизнь как жизнь.
– А посущественней.
– Учусь – иду в библиотеку – иду домой – учусь вечером – сплю – иду в универ – учусь.– Смотрю на неё ожидая, что она скажет. Предчувствую что-то исповедальное.– Сейчас как-то лучше, чем в первом семестре. Тогда я жила со скверной сокельницей. Она била меня и выгоняла из комнаты. Она совершенно ничего не делала, а меня заставляла. Она орала на меня и в грош не ставила. Еду ей готовила я…
– И это жизнь,– пособолезновал я.
– От её угнетений я забилась в учёбу, как мышь в норку. Я поздно ложилась и рано вставала. Временами я мёрзла на площадке и не знала что делать. Это был ад, я думала уже уезжать на квартиру… Но дожила семестр, пошла к комендантше. И она переселила меня.
– По сравнению с тобой моя жизнь вообще чистый рай. Как тяжело тебе было. Это ужасно. Даже представить ужасно. Но сейчас-то всё хорошо? Нормализировалось?
– Да. Сейчас намного лучше и легче.
– Это прекрасно. Знаешь, Моисей запретил грустить.
– Ты еврей?
– Нет, но умные вещи надо заимствовать у других цивилизаций.
Какая интересная связь между геями и евреями – их объединяет не общая рифма, а гонение и неприятие. Но евреи всегда были в более выгодном положении, чем геи. Ведь они знали о себе подобных и имели преемственность. Поэтому сохранилась еврейская культура, а геи всегда были случайностью. Но мысль о запрете печали свойственна и геям, ведь "гей" произошло от латинского слова gau, что означало радость, наслаждение и удовольствие.
В ней чувствуется, что она прониклась доверием ко мне. Доверие же это, конечно, результат развившейся симпатии. Не знаю, что она во мне нашла. Но это не важно. Уже закрывается библиотека, но я не хочу прерывать общения, к тому же меня тянет на Днепр.
Выйдя из библиотеки, вдохнув аромат свежего воздуха, я сказал:
– Давай пойдём на Днепр.
– Пошли.