– Это не правильное, это не хорошо.
Передо мной самый что ни есть обыватель. Он так ограничен. Чувствую в его голое страх, что если люди узнают о том, кто он. Страх этот панический, переходящий всякие рамки. Он боится быть обнаруженным, и в тоже время идёт на свидание. Для меня он слишком жалок, слишком слаб. Даже не могу понять, он гей по своей природе или просто с лёгкими душевными расстройствами.
– Алекс, скажи, а ты можешь рассказать про свой первый опыт… сексуальный.
– Да что там рассказывать.
– Мне очень интересно. Я просто заинтригован.
– Это было в детском лагере. Мне было лет пятнадцать-шестнадцать. Там был один мальчик, старше меня. Симпатяга. Он всем нравился, такой активный. И вот однажды, все делали какую-то постановку, а он брал одну из главных ролей. На спектакль я не пошёл – смотреть на этого мальчика было невыносимо, от осознания невозможности… ничего. Он отыграл свою роль. А следующий выход на сцену у него был не скоро. Вот он заходит в комнату, я сижу. Он подходит ко мне. Рукой проводит по щеке и спрашивает: "Я тебе нравлюсь?" "Да",– отвечаю я радостно. Тогда он меня поцеловал. Мы целовались минут двадцать, и он ушёл доигрывать роль. Всё оставшееся время мы постоянно уходили, куда могли, то порознь, то вместе. Мы любили друг друга. Это были лучшие дни моей жизни.
Так и теперь Алекс ждёт своего принца. Он хочет одной, но непременно большой любви полностью взаимной и долговечной. Будет ли он строить своё счастье? Нет, он будет его ждать.
Мы оказались на пирсе. Я тут впервые. Кажется, тут скромное место, но это может быть обманчиво. Мы спустились к воде. Я попробовал её рукой –– холодная, как и ожидалась. Но даже в холоде Борисфен мне мил. Резкий поцелуй – фу! У него большие и разболтанные губы. Чуть пол лица не засосал. Неприятно. Ужасно! Еле сдерживаюсь себя. Ложу руки на плечи и опускаю на колени. Хорошо, понимает всё. Расстёгиваю ширинку. Член полу возбуждён. Похоже, он знает своё дело. Как начал. О! Минетчик он прекрасный. Просто-таки идеальный процесс. Да. Как он заглатывает. Мастер-класс. Минуты… М-м-м-м-м… Всё. Настоящий минетчик проглатывает, а не выплёвывает сперму, и выпускает член уже расслабленным, без всякого напряжения.
– Ты мастер. Это лучший минет в моей жизни.
Я быстро одел штаны. Обнял его, пока у него не появились глупые мысли о продолжении.
– Надо идти. Уже холодно.
И повёл его наверх к людям. Только там, наверное, он понял, что обманут. Мы идём к остановке и болтаем ни о чём. Так часто бывает. Можно молчать с глубоким смыслом, сопереживая внутреннюю беседу собеседника, а можно просто болтать. Что между нами общего? Ничего. И вот он садится на шестёрку и едет.
– Грифон, я тебе позвоню. Встретимся.
– Хорошо. Буду ждать. Пока.
Но ждать, конечно же, я не буду. Его номер удаляю и иду дальше домой обязательно пешком. Хотя придётся пешкарить через все Черкассы, как раз надо подумать.
Жизнь гея, конечно же, тяжелее, чем у гетеро, ведь гей, фактически, нелегал в гетерогенном обществе. И это плохо. Но такая ситуация не оправдание для неудачника. Оправдание можно найти всему: я уверен, что и Гитлера при желании можно более или менее внятно оправдать. Дело в другом. Если я гей, могу ли я быть несчастным, забитым, затерзанным? Если я гей, я должен думать о геях прошлого и будущего. До меня была вся Древняя Греция, Пруст и Байрон, Чайковский и Нуриев, и сотни других. И если я позволю себе быть несчастным, неудачливым, сохраню ли я в благодарность им часточку их жизни? Но главное заключается не в этом. Если я в таких неблагоприятных условиях позволяю себе быть слабым, никчемным, то и следующее поколение не будет иметь этой высокой планки стандарта своей жизни. Имею ли я право быть причастным к бедам следующих поколений геев? Нет.
Что делать с Ирою? Сказать ей правду или утаивать. А вдруг эксперимент затянется на долго. Или хуже: она влюбится по уши, и не отдерёшь. Страдание ей, страдание мне – зачем? А может всё удастся? На авось, по-русски. Чувствую ответственность за ней не как за друга, а именно как за девушку. Знаю это не любовь, но что-то близко-родственное навязывается. Она хорошая девчонка, о дна из лучших в университете. Чего же мне ещё надо? И всё-таки честность, которая не даёт выгоды никому, а только печали, или ложь, которую хотят обе стороны? Ой, не знаю… Жизнь опять усложнилась.
VI
Возвращаюсь из универа. Какой чудесный день! Прекрасный солнечный весенний день! Я люблю этот мир. Тут из библиотеки выходит Ира и, завидев меня, подбегает.
– Давай погуляем. У меня окно на полтора часа,– говорит она тихо.
– Давай. Что новенького в этой жизни?
– Всё прекрасно. Сегодня сдам ещё один зачёт. А у тебя?
– А у меня… Да вроде тоже хорошо. Знаешь, есть люди, мои знакомые, о которых ты ничего никогда не узнаешь.
– У тебя есть тайны от меня?
– Конечно же, есть. И, слава Богу, ты о них никогда не узнаешь.