Мать, дочь и Мария

Мама пришла только в начале второго ночи, как всегда бледная и очень уставшая, попыталась пройти к себе в комнату, но я, выйдя из кухни, где сидела и ждала ее в полной темноте, не дала этого сделать. — «Мам объясни, какие у тебя отношения с Марией?»

От моего вопроса она немного вздрогнула. И хотела в ответ меня спросить, почему я не сплю. Но я не дала этого ей сделать.

— « Можешь не придумывать ни чего, я все прекрасно знаю, она прислала мне письмо».

Мама немного задумалась, а потом ответила.

— « Понимаешь, мы любим друг друга».

И потом, опустив глаза в пол, продолжила

— «Я ее рабыня. Мне приказали тебе все рассказать».

Мама попыталась уйти в комнату и закрыть дверь, как она это делала все последние время, но теперь я хотела продолжать начатый разговор и вошла вместе с ней в комнату. Я не понимала тогда, что маме было неудобно и не уютно, что тот, кто писал мне письмо добился того чего хотел. А именно, играя на моих дочерних чувствах, посвятить меня в интимную жизнь моей мамы, и вызвать у меня тем самым интерес и негодование, создать дискомфорт в ее семейной жизни, где она чувствовала себя более защищенной. Сейчас мы обе стояли в ее комнате и молчали, мама смотрела то на меня, то в сторону, наверно думала раздеваться ей передо мной или нет, она поняла, что я настроена на продолжение беседы, и никуда не уйду. Она опустила руки вниз и, захватив пальцами, подол платья,потянула вверх. По мере того, как она тянула платье вверх, мне открывалась картина ее тела, сначала чулки, которые были одеты на ее ноги и доходили до бедер. Потом эта полоска ее белой кожи, она немного замедлилась, но потом быстро потянула платье вверх. Попа мамы, ее ляжки, бока и часть спины были исполосованы хлыстом. Красные, припухшие борозды пересекали белое ее тело. Они сверкали на ее теле, они устрашающе багровели. Первое, что мне врезалось в сознание, так это всякое отсутствие нижнего белья под одеждой матери. Второе: абсолютно выбритый голый лобок и какие-то странные свисающие штуки в промежности.
Третье и, пожалуй, самое страшное то, что всё её тело, а я видела только спереди, было покрыто множеством старых и новых, свежих рубцов. Вообще то, надо сказать, я видела мать впервые за последние два года, голой и отметила, что у матери красивое женское тело. Почему женское? Потому что она, что называется, была в теле: широкие бёдра, выпирающий лобок и полные груди, хотя талия была узкой. Сама не замечая, я смотрела на них как загипнотизированная, и невольно протянув руку, коснулась одного из этих рубцов на ее спине. Мама отреагировала очень быстро, ойкнула и задрожала. Она как то послушно, и без особого сопротивления, стояла лицом, к своей кровати, прикрываясь снятым с себя платьем. Вторым откровением, увиденным не на фото, было то, что на ней были только чулки на резинках и больше ничего. Для меня было очень удивительно и одновременно, как то возбуждающе. Но мне в голову пришел только один вопрос.

— «Ты не носишь трусов?»

На что мама, после короткой паузы, повернувшись и продолжая закрываться снятым с себя платьем, смотря чуть мимо меня, произнесла:

— «Да, со вчерашнего дня мне запрещено носить белье, так как я, заслужила этого, достигнув уровня «Шлюшки». И меня дрессируют по полной. Смотри».

Она убрала руки державшие платье и бросила его вниз. Я увидела мамины большие сиски, которые были все в синяках и тоже исполосованы хлыстом. Красные, припухшие борозды устрашающе багровели на них. Соски были синие. А в соске левой груди висело массивное стальное кольцо, на котором был прикреплен массивный и тяжелый медальон с буквами СМР, возвышающимися над буквой В. По кругу шел номер телефона. Я опустила глаза в низ, и увидела,

что нижняя часть живота мамы, лобок и бедра так же в рубцах от хлыста, и что ей очень тяжело стоять, так как ее половые губы были очень распухшие и красно-синие. Мама стояла смирно.

— «Значит ты задвинула на мое день рождение и была у нее и кайфовала от того что тебя пороли?»

Неожиданно для себя и ее спросила я.

— «Да» — раздался тихий и уверенный ответ моей матери. Услышав его, я развернулась и ушла в свою комнату. Мне было все понятно и очень обидно, что в день моего рождения человек, давший мне жизнь, предпочел вместо моего общества, общество своей любовницы и ее плети. Я все равно не знала, как мне реагировать на ту правду, которую я увидела, как на фотографиях, так и в натуре. В ушах стояла фраза, произнесенная маминым голосом «Я люблю ее. Я ее рабыня». Мне надо было это все переварить, но мое сознание не могло, справится с этим. Может сейчас во мне говорил самый эгоистический ребенок, который не хотел делить свою маму еще с кем либо. Еще я не могла понять, что преследует Мария, или тот, кто писал это письмо, что он хочет от меня добиться, раскрыв мамину интимную жизнь? Мама появилась в моей комнате после душа, в своем розовом халате и села на кровать рядом со мной, ее тело, было горячим наверно от душа, от нее пахло гелем для душа и кремом.

— «Настюшь! Ну, прости меня, пожалуйста. Ты не глупенькая девушка и должна понимать, что я взрослый человек и вправе выбирать то, что я хочу и любить, кого хочу. И мне нравится Мария и то, что она делает со мной. Это единственный человек, после тебя, которого я люблю. И я за это перед тобой не извиняюсь. Я, прошу у тебя прощение за то, что я своим уходом испортила день рождения».

Я, лежала, отвернувшись от нее, и старалась делать вид, что не слышу ее. А мама продолжала:

— «Я сама не думала то, что она меня вызовет к себе, я предупреждала ее, что не могу сегодня. Что у тебя день рождение, а она вызвала меня к себе на пять минут. Я только потом поняла, что она специально, что-то задумала. Настюшь! Прости меня».

Я внезапно почувствовала отсутствие тела матери рядом с собой и вынуждена была повернуть голову от стены, чтобы посмотреть, где она. Мама стояла у моей кровати на коленях с вытянутыми вперед руками, на которых она держала отцовский ремень. Голос ее был жалобный.

— «Настюша! Прости меня. Если хочешь, возьми ремень и накажи меня. Мне будет так намного проще, чем ты будешь злиться, на меня и дуться».

Я смотрела на нее, стоящую на коленях передо мной, с ремнем в руках, только вернувшуюся, от своей жестокой и изобретательной любовницы, что мне подтверждают рубцы на ее теле смазанные кремом. И подумала в праве я ее осуждать за это. Ведь она, по сути, права она взрослый человек и это ее выбор. И действительно, что я могу ей сказать, если ей самой нравиться ее положение? Сказать ей, что она шлюха? Hо она, прекрасно знает это, и именно, это и доставляет ей главное наслаждение. По этому, я просто улыбнулась и сказала

— « Мам встань, пожалуйста».

Она, молча, встала, вскинув спущенный халат опять себе на плечи. Теперь она была уверенная в том, что я и сейчас не буду возражать против ее похождений. И что я люблю ее. Но еще оставался вопрос. Что-то еще нового придумала Мария, когда написала мне это письмо... Я спросила это у мамы, на что она, только пожав плечами, сказала, что не знает, и что если она будет совать нос и задавать ей вопросы, то ее будут наказывать. Все остальные вопросы к маме о том, на чем ее поймала Мария, чтобы обратить ее в рабство тоже остались без ее ответа. Перед уходом спать мама сказала мне только одно.

— «Зная Марию, я думаю, что скоро ты получишь все ответы сама от нее лично».