Моя вторая молодость (пишет Ленка).

- Это же смертельная болезнь! Половинадевочек от нее помирает. А кто выжил, бегает вот и письку теребит все время.

- Лечить! Страшная болезнь! Нельзя не лечить! – радуется Ирка.

- Верно, коллега, - подтверждает Мишка. – Ужасная болезнь. И заразная до чертиков, правда?

- Ага! – веселится Ирка. Только тут и мне смешно стало. Я уже столько натерпелась, что сейчас сразу просекла, к чему Мишка клонит.

А он дал ей порадоваться и продолжает не спеша, все так же солидно:

- Пацанам, конечно, не страшно. А вот девочки сразу подхватывают. Одно спасенье, если сразу лечение начать. Ой, чуть не забыл: ты нашу больную трогала.

Тут и до этой дурочки дошло. Как ветром ее с дивана сдуло. Но Мишка ее сзади за бока поймал - снизу вверх так руками махнул и ухватил чуть ниже талии под платьем.

Как Ирка верещала! До сих пор вспомнить приятно. Руками машет, лягается, вопит:

- Не надо! Меня не надо!

Тут Борька подскочил и тоже ее за бока схватил, за талию. Давай у Мишки отбирать:

- Отдай девочку, маньяк! Может, она и не заразилась!

А тот к себе тянет:

- Вот обследуем и будет ясно.

Ирка у них в руках в воздухе болтается вверх спиной, тоже что-то орет заунывно...

Тут Борька мне подмигнул. Распустила я пояс – он бантиком был на спине завязан. И за булавками сгоняла. У меня на столике туалетном десяток французских булавок лежал, их Борька и просил. Сгребла, и обратно бегом: интересно же!

Тащат они ее каждый к себе. Один говорит: "пожалей девочку", другой: "вот я и жалею, ее срочно осмотреть надо и лечить". И от этой дерготни руки у них как будто бы случайно съезжают понемножку. Так что Мишка с нее постепенно колготки с трусиками стаскивает, а Борька платье вверх заворачивает. А эта дура молотит руками-ногами, только помогает им себя раздеть.

Скоро Борька все платье Ирке на голову завернул, сквозь него за руки держит. А колготки уже только на щиколотках висят под Мишкиными руками.

Наконец я Ирку голышом увидела! Под платьем у нее ничего не было, лифчики мы тогда не носили еще, а трусы болтались на колготках. До того мне пейзаж понравился, что не выдержала, за дрыгающуюся попу ущипнула. Потом присела и по соску ей нащелкала. Чтоб не радовалась, когда надо мной издеваются.

Борька шепчет:

- Успеешь ее полапать еще сколько хочешь. Сейчас сколи подол над головой как следует.

Ну, мне булавок не жалко! Всем десятком приколола. Потом сама придумала: сгоняла за вторым десятком (у мамы моей запасы как на случай войны были) и рукава еще к платью пристегнула. Тут слышу: "стук, шмяк". Сандалики с нее свалились. Мишка расстегнул, наверно.

Тут Борька ему кивнул, к себе Ирку дернул. У Мишки в руках только колготки остались. Сгреб Борька ее подмышку, сел на диван, ее на колени посадил. Ирка ревет из платья своего, руками там дергает. А Борька ее утешает и гордо так:

- Все-все, я тебя спас. Не будет тебе доктор клизму ставить, мы ему не дадим.

А Ирка утешается не очень, она не каждый день у мальчишки на руках голяком сидит. Тоже мне, барыня! Надо мной ржала, вот побудь теперь в моей шкуре. Видок у нее веселый, конечно. Снизу голенькая, на башке платье мешком. И закрыться нечем: пристегнутые руки внутри платья елозят. Мишка подошел, тоже смотрит.

Жалко, что сиськи все-таки платьем прикрыты. И ноги она то так скрестит, то наоборот. Что между них, не рассмотреть. Но это все Борька быстро исправил.