Наручники для девушки. Часть 1

— Понятно. — Аннека помолчала и добавила:

— Ты так и не рассказала о себе ничего. Я могу только гадать что ты любишь, а что нет...

Отвернувшись, Вика устремила взгляд в окно. Видя, что снова натыкается на невидимую стену, Аня помедлив все-таки решила попытаться пробиться к Вике. Она положила свою ладонь на ее руку. Вика нервно пыталась одернуть руку, но Аня удержала ее.

— Если не хочешь, можешь ничего не говорить, я все пойму. Но. — Аня выдержала паузу,

— Тебе не кажется, что я имею право знать?

Воцарилась долгая пауза, Вика никак не хотела смотреть на Аню. Затем спокойным, почти равнодушным голосом начала:

— А рассказывать-то в общем нечего, просто не люблю говорить о себе. Мы похожи, ты наверно уже поняла это. Я тоже росла без родителей. Только они не бросали меня. Они погибли когда я еще была ребенком. Я из семьи военных, жила потом какое-то время с дядей и тетей в военном городке. Затем меня решили отдать в военное училище, что бы я пошла по стопам своих родителей. Среди военных сильны династические традиции, дети кадровых военных тоже часто становятся военными. Но мне особенно «повезло». Женщины в армии конечно служат, но обычно на тыловых должностях. Но, например в армии Израиля, женщины подлежат призыву на общих основаниях наравне с мужчинами и на службу попадают в боевые подразделения. И вот, наши генеральские чинуши запустили пробный проект обучения ориентированный на девочек, с учетом их психологии и, скажем так, анатомических особеностей, чтобы просто посмотреть, что из этого получится. Туда я и попала, — Вика усмехнулась.

— Забавное было место. Вроде бы и не тюрьма, но просто так не уйдешь, забор с колючей проволокой, вышки, все дела. Ну, мы с довочками и прозвали его «загоном». Первые несколько лет увольнительных нам вообще не давали. Потом все же начали отпускать, сначала организованными группами, потом и самостоятельно. И знаешь что? Я честно думала, что все дети так живут: учатся стрелять из гранатомета, водить вездеходы, учат кучу языков, каждое утро бегают кросс, а в конце дня плюхаются в кровать без задних ног. И это если это командир не придумал для нас дополнительные ночные учения. И что же я увидала за загоном? Какие-то розовые девочки с бантиками и куклами гуляли с пухлыми пареньками, с которых бы я три шкуры сняла на плацу. И знаешь в чем самый прикол? — голос Вики перешел на шопот.

— Все боялись нас. Мамаши хватали поскорее своих детишек, машины беспрекословно пропускали нас на переходе, взрослые здоровые мужики расступались, только лишь завидев наши черные береты. Никто не разговаривал с нами. Мы были нелюди, изгоями, уродинами. И вот тут-то я задумалась, а в правильном ли месте я нахожусь.

— Сколько боли... — прошептала Аня.

— Я много думала потом о боли, — продолжала рассказ Вика.

— Нас, конечно, никто не пытал, это все-таки был не концлагерь, все свои. Но мы постоянно тренировались до предела. Кровь из носа, а задачу выполни, — это понималось у нас буквально. На самом деле боль всегда была с нами. Потом я все-таки ушла оттуда и вот что странно. Я сняла свой берет, училась ходить в юбке, чтобы быть как все девушки моего возраста, пыталась встречаться с парнями. Но мне чего-то мне все время не хватало Я была как рыба выброшенная на лед. Я ждала, что меня разбудят посреди ночи и заставят бежать кросс, но ничего не происходило. У меня никогда не было проблем со сном, а тут вдруг началось: просыпаюсь и не могу больше сомкнуть глаза, как-будто проклятая. А потом, потом я встретила Ольгу. Она была... она была Ольгой. Я не встречала ни ранее ни после таких женщин. Мягка, нежная, чувственная, ранимая. Она могла добивалась от людей того, чего нельзя было получить силой. Она была настоящей женщиной. Она ничего не требовала от меня, не просила и не ставила условий. Она просто была, знаешь как земля под ногами. Она просто есть. Ольга считала, что выбраться из ямы в которую я попала, можно было только полностью забыв всем чему меня научили в учебке, оказаться от этого. «Люди», — говорила она, — «живут без этих знаний, мои умения не нужны для нормальной жизни». Когда смотрят на пса, они говорят: «ути-пуси», а не отмечают зрительно слабый позвонок на его шее. Ольга научила меня всему, что в других нормальных семьях мамы учат своих дочерей, научила одеваться, вести себя с мужчинами, печь пироги. — Вика усмехнулась теребя прядь волос.

— У меня никогда ранее не было прически, только стриженный затылок. Я стала отращивать волосы, экспериментировать с причестками, косметикой, фасонами одежды. Это было... Это было необычно, непрактично, это было проявленим слабости. С нею я стала женщиной, и... да, я стала ее любовницей. Лесбиянкой. Какие к нее были чудесные пальчики... Я сих пор скучаю по ним.

Вика говорила, прислонившись к стеклу окна, смотря куда-то вдаль, словно разговаривая с кем-то по ту сторону стекла. При последних словах ладонь ее легла на стекло проводя по нему, словно ища что-то в темноте, но та лишь утонула в пустое.

— Почему вы расстались? — еле слышно спросила Аня.

— Я пыталась делать все как она говорила, — продолжила рассказ Вика,

— Я пыталась забыть все, думать по другому. Но... но я поняла что убиваю себя, медленно и методично. Это было частью меня как рука или нога, мне нужно было научиться жить с этим и быть тем кто я фактически есть. Оказалось, что девушка с моею подготовкой может неплохо зарабатывать. Я рассказала об этом Ольге, но она не приняла этого. Она сказала, что я так ничего и не поняла, — Вика вздохнула.

— Так я осталась одна, — отворачиваясь от окна вымолвила она.

— Вы больше не виделись?

— Через полгода я пыталась повидаться с ней, но узнала, что она переехала через неделю после нашего последнего разговора. Адреса она не оставила. Это было очень на нее похоже. Жить сегодняшним днем, не цепляться за прошлое, не нагадать о будущем. Я больше никогда ее не увижу, не смогу прикоснуться к ней, не загляну в ее глаза... Никогда!

Ане хотелось как-то, растормошить подругу, она уже жалела, что затеяла этот разговор, но если бы его не было Вике пришлось бы нести весь груз одной. Ведь близкие люди на то и существуют, что помогают нести ношу.

— Значит, ты суперменаша. Комсомолка, спортсменка и просто красивая девушка! — попыталась сделать она комплимент.

— Ну, комсомол я уже не застала в живых, насчет красавицы, тут не мне судить, а что спортсменка, то да. Кэ-мэ-эс я получила одна из первых на курсе, — носик Вики даже вздернулся вверх при этих словах.

— И каким спортом ты занималась? — спросила Аня, под конец фразы понимая, что уже знает ответ.

— Стрелковый спорт! На КМС сдала в пятнадцать лет! — отрапортовала Вика и тут же осеклась увидев как побледнело лицо Аннеки. Улыбку с ее лица как корова языком слизала.