-А что говорить-то?
-Ну, скажи, к примеру, нравится за место причинное рукой тереть?
- Не знаю, не разобрала ишшо. Только так- то способнее будет, чем ежели в меня наяривать возьметесь. Ведь просто ужас как больно, никакого терпежу нет. Ежели б не у вас была, в полный голос орать принялась, так больно было... А так, ежели, рукой, то ничего, ндравится...
Ощутив готовность телесную, все еще лежа на спине, конторщик схватил девочку и потащил на себя.
- Ой, боюсь! - забарахталась Настенка.
- Я же ничего...Ты просто лежи!
- А он... Он тыкает в живот мне...
Усмехнувшись, Федор Максимович ловко перевернулся и оказался сверху. Девица сжала ноги, конторщик дышал горячо ей прямо в ухо.
- Ой, не надо так!.. Ой, матушки, щекотки боюся... Хо... Хотите... Я сделаю вам... Как днем...
- Мне уж мало этого... Понимаешь? Ты раздвинь ноги-то... Раздвинь... Я только гладить буду...
- Рукой?..
- Нет, ногой, дура иль притворяешься? Головкой... Одно слово дура девка...
- Ой, боюся. Опять больно будет...
- Нет, ты раздвинь только ноги... А там и сладимся, не бойся, я с понятием, легонечко...
Уговоры и ласки сделали свое дело. Скоро Федор Максимович лежал между раскрытыми бедрами девочки и с наслаждением, задыхаясь от похоти, натирал головкой раскрывшийся девкин "пирожок". Та боязливо вздрагивала под ним, слегка отталкивала, но молчала... Долголи, коротко, да через какое-то время Федор Максимович почувствовал, что Настенка взмокла снизу... Дыхание участилось... Двигал головкой в щелке легонько, как и обещал, но страсть приперла и природа взяла свое, обняв девочку, сильно нажал... Раз, другой, а там и третий...
На третий раз Настенка взвизгнула, вытянулась и забилась под ним, пытаясьвырваться.
Да только конторщик крепко ее удерживал, выжидая, пока девица успокоится.
- Ну, пустите! Пустите!
- Полежи так... Уже все. Больше не будет больно...
- Нет, обманываете... Болит... Все время болит... Слезьте...
- Ты полежи так... Тихонько... Перестанет болеть-то.
Как не сдерживался Федор Максимович, но член нетерпеливо вздрагивал в тугом колечке влагалища девкиного.
- Ой!.. Ой больно! Больно, на самом деле... Ой! Маменька! Как пешней пробило, горит в нутрях все!
Федор Максимович уже не мог больше сдерживаться и дал наконец волю похоти. Продлить наслаждение, однако, не удалось... Семя брызнуло помимо желания и воли, девка, охнув, вывернулась и сперма опять пролилась мимо, на этот раз обильно оросив смятые простыни.
- Ну, да ничего, ничего - подумал, отдуваясь, конторщик, - в другой раз сделаю все как следует... Всю ночь буду держать под собой!