Через пару минут она закатила глаза, той рукой, которой задавала мне темп, схватила за яйца и почти крикнула:
- Все!
Я еле успел выдернуть свой орган наружу и направить струю в сторону от того места, которое орошать этой жидкостью никак нельзя. Моя голова оказалась напротив божественной груди. Я тут же припал к ней губами. Когда мы обрели способность соображать и произносить слова, она сказала:
- Встань, надо застирать покрывало.
Мы поднялись с дивана, и оказалось, что на покрывале не только следы моей спермы, но и… кровь. И на дружке моем кровь.
- У тебя месячные? – удивился я.
- Я потеряла невинность.
А я потерял дар речи, только молча потрогал ее по шрамику над лобком.
- А как же это? Я бы еще мог подумать, что Павлик твой приемный сын, но это?
- Пойдем, надо помыться. Хорошо, вчера горячую воду включили.
Мы мылись под душем, ласкали друг друга, она гладила мой пенис и яички, я возбуждался и просил ее дать снова. Она повернулась задом и чуть нагнулась. С ее нижних губок стекала вода и не только, потому что моему малышу там было скользко, тепло и приятно. Потом мы пили на кухне собственно чай, а я слушал Машину историю.
- Павлика родила я. Точнее выносила. Я росла тихоней и в юности меня не волновали ни мальчики, ни девочки. После девятого класса я была в пионерском лагере. Там мы жили в четырехместных палатах. Девчонки из моей палаты занимались онанизмом, но меня это совсем не возбуждало, наоборот, я старалась отвернуться, накрыться с головой, чтоб ничего не видеть и не слышать. А они еще какой-то шланг для этого приспособили, хотели и мне его воткнуть, но я не дала. Одна говорит: «Тебя надо с Толиком познакомить, у него знаешь, какой толстый!».
А пацаны на меня уже многие пялились, но у меня наверно вид такой был грозный, подойти никто не решался. В школе мне тоже ребята проходу не давали, но я всех отшивала. Мне никто не нравился и вообще, инстинкты во мне еще спали, мне просто не хотелось этого. После выпускного двое парней хотели меня изнасиловать. Но когда я одному съездила по яйцам, второй сказал: «Ну ее, недотрогу, пойдем лучше Верку трахнем». А первый ничего не сказал. В институте я тоже сторонилась парней, да и факультет экономический, там тогда почти одни девки учились. Парней мало, девчонки за них между собой грызлись.
А на четвертом курсе в меня один парень влюбился, первокурсник. Я решила: ну и ладно, пусть младше на три года, зато любит. Я решила, что если у него серьезные намерения – пускай. Ведь когда-то невинность надо терять, не век ходить девочкой-целочкой. А когда у нас дошло до интима – парень-то тоже неопытный – меня он возбудить не сумел, приставил свой пистолет к дырочке, да и выстрелил. А после так смутился, что больше у него и не встал. С этим парнем мы больше не встречались, а в меня чего-то попало, залетела я. Подумала-подумала, решила рожать.
И мама тогда жива была, говорит, рожай дочка, а то я внука так и не увижу. А в конце срока у меня нашли какую-то патологию и сделали Кесарево. А может, решили приколоться, в консультации и так все шушукались и хихикали: непорочное зачатие. А потом мне тоже не везло. Один хотел со мной переспать, тоже не смог, еще и оскорбил: «Ты, - говорит, - шалава фригидная!». Прикольно, да? А с другим легла в постель, рассказала ему все, так я пока рассказываю, он лежит рядом и онанирует. Я его выгнала, иди, говорю, кончай в туалет и выметайся. А когда тебя увидела, ну, думаю, судьба нас свела: ты и только ты.
Она посмотрела на меня огромными серыми глазищами, божественными глазищами. Ее просто невозможно было не поцеловать, долго и жадно.
- Мы еще увидимся? - спросил я.
- Нет. Это миг, это счастье, такого уже не будет. Ты для меня - мой загадочный первый мужчина, мой герой, мой плейбой. Я буду мечтать, я буду вспоминать, но я не хочу, чтобы праздник превратился в будни. Ведь у тебя семья, правда? Ко мне ты не уйдешь. Да если бы и ушел, все равно, праздника больше не будет.
В девять привели Павлика. А я попрощался с его мамой и ушел. Но в памяти так навсегда и остались огромные божественные серые глаза.
E-mail автора: vzhar@bk.ru