Ну и ну!

На экране открылся туз.

- А теперь что? - спросила Лиза совершенно спокойно.

- Подводим стрелку на него, - говорил я медленно, в ритме наших совместно двигающихся рук, - и два раза щёлкаем левой кнопкой.

Моя левая рука гладила округло обтянутые на её попке джинсы. Потом ладонь соскользнула на её голенькое бедро и провела по коже внутренней стороны ноги. Туз прыгнул на своё место, и её ноги чуть раздвинулись. Я кончиками пальцев прополз вверх до кромке шортов и стал гладить кожу, задвигая пальцы всё дальше под бахрому.

- Классно! - спокойно произнесла Лиза, и я не понял, к чему это относилось: к тузу или моим действиям.

Я проник через неплотно прилегающие края шортиков и добрался до трусов, в тонкую материю которых впечаталась таинственная девичья ложбинка. Мой указательный палец заскользил вдоль неё. Мы продолжали стоять, склонившись над ноут-буком. Я оставил кисть её руки самостоятельно манипулировать мышкой, и провёл рукой по тёплой, покрытой лёгким пушком коже предплечья. Моя левая рука оглаживала её промежность, правая, скользнув под мышкой, легла на грудку, прикрытую только футболкой, на грудку маленькую, как половинка персика, мягкую, с твёрдым крошечным соском. Лиза продолжала двигать мышкой, а наслаждался её округлостями. Их хотелось ласкать вживую, без хлопковых преград. И я залез рукой под футболку, положив ладонь на её плоский живот.

Неописуемо наслаждение касаться девичьей кожи, гладить завязи грудей, водить пальцами по соскам. Я забрался под кромку её трусиков и провёл пальцем сверху вниз - от пушистого лобка до распадка ягодиц. . Неужели, стучало в голове, неужели! . . Но девочка вильнула в сторону попкой, и я потерял завоёванный плацдарм. Мои пальцы снова стали блуждатьпро бельевому шву, снова заблудились под кромку трусиков, но побежали уже не вниз, а вверх, вдоль границы ягодичных полушарий. Дырочка оказалась очень близко, и указательный палец стал, едва касаясь, гладить её, вращаясь по тёплой коже. Но - удивительно! - Лиза не шевелилась. Её спина даже слегка прогнулась, приподнимая анус повыше. Карты перестали порхать по экрану.

Ещё всё можно было остановить. Можно было вытащить руки из-под ёё немногочисленных одежд, толкнуть её в спину и сказать: "Убирайся, дрянная девчонка" , - потому что на краю сознания тихо постукивало: "Нельзя! Нельзя!". Но руки продолжали ласкать, гладить, касаться тёплого, податливого, таинственного.

Никогда не поймут девочки-подростки, почему взрослые дяди так любят глазеть на них, даже одетых, не говоря уже о пляжных пейзажах. Подростковое очарование - это радость Бога, гармония Вселенной, вершина красоты природы. Ностальгия по своему ушедшему возрасту и незнанию тайн соития, ностальгия по первой влюблённости и томлению юного тела. И движет взрослыми мужчинами не похоть. А сложное чувство, близкое к эстетическому, а не к физиологии, что бы ни думали они, славные, нераскрывшиеся бутоны. Поэтому я сказал осипшим голосом:

- Надо закрыть дверь. Иди.

Она замерла на секунду. Мои руки освободили её. И она, не глядя на меня, ушла.

У неё был шанс уйти совсем. Я бы не обиделся. Ломоту в яйцах ликвидировал бы онанизмом и колкой дров. Мне было достаточно и того счастья, что она уже подарила мне. Но из сеней раздался металлический стук запираемой щеколды. Это "остановись, мгновенье, ты прекрасно" надо зафиксировать. Послышался звук рукомойника. У меня была минута. Я достал из шкафа камеру, поставил её на телевизор, включил, отодвинул трансфокацию так, чтоб объектив брал всю комнату по диагонали. Едва закончил приготовления, как Лиза появилась на пороге. В футболке и треугольных белых трусиках. Но самое очаровательное было то, что она не сняла красных своих ботиночек с белыми носочками, которые так трогательно подчёркивали её подростковую угловатость. Стройность развитой цветущей юности ещё ожидала Лизу. Шорты она держала в руке. Бросив их на стул, она подошла ко мне.

Мне очень хотелось поцеловать её тихо и нежно, но она резким движением руками вверх сняла с себя футболку и бросила её через плечо.

- Я тебе нравлюсь? - спросила Лиза кокетливо.

Я вздохнул.

- Ты прекрасна.

Она взяла мои ладони и положила их к себе на грудки. Я чуть не умер и повторил:

- Ты прекрасна.

- Почему ты не разделся? - спросила она и расстегнула мне джинсы.

Её руки стали стягивать с меня брюки и трусы одновременно. Ей было трудно, и я, обомлев, ей не помогал. Она села на корточки и выпростала мои ноги из белья. Я стянул с себя рубашку. Она прохладными пальчиками обхватила мой восставший член, натянув кожу, обнажила головку и тут же засунула её себе в рот, начав сосать, как леденец.

Вероника, моя благоверная, иногда делала мне минет, когда бывала сильно возбуждена, но доставляла этим удовольствие только себе. То, что делала Лиза, не шло ни в какое сравнение с супружескими ласками. Она сосала, прижимая головку к нёбу, обводила её языком, крепко зажав, медленно извлекала член изо рта и также медленно всасывала его обратно, ограничив его длину колечком пальцев. Головка члена так набрякла, что, казалось, треснет, словно плод граната.

- Подожди, - сказал я. - Пойдём на диван.

Она поднялась, и мы, взявшись за руки, как дети, подошли к дивану. Я лёг на спину, и она, уткнувшись своими гудками в мои ноги, продолжила свои действия с членом. Я еле сдерживался. Я готов был кончить уже много лет назад, бурно и неоднократно, но усилием воли не давал себе это сделать. Однако пик приближался.

- Не торопись, - попросил я Лизу, переводя дыхания.

Она, не вынимая члена, подняла удивлённые глаза. Я погладил её по щеке, убрал волосы с лица, провёл пальцем по краю ушной раковины.