Дашка была в платье, и я, и все присутствующие, конечно, ждали, что будет дальше. В таких условиях ей ещё не приходилось раздеваться – на нее были направлены десятки взглядов, мужских и женских, и никто не собирался отворачиваться. Дашка сложила вещи на песок, обвела всех вызывающим взглядом, подмигнула мне и - быстро и решительно сдернула с себя платье. В толпе заулыбались, прошелестел эдакий неопределенный гул восхищения. Её стройное, загорелое тело было неописуемо красиво, у меня даже слезы навернулись на глаза от гордости за то, что эта умопомрачительная красавица – моя жена. Ее соски, загоревшие первый раз в жизни, сильно потемнели, стали почти бурыми, а пушок на лобке, наоборот, выгорел, и светлел на фоне темного загорелого тела, и волосы выгорели слегка, и в них сверкали золотые нити. И вся она была золотисто-коричневая, блестящая и упругая.
Обнажившись, Дашка подошла, обняла меня, прижалась грудями - и принялась весело щебетать со всеми. Нас снова стали фоткать. Я обнял Дашку за голое бедро, мы попозировали, а потом побежали купаться.
Дашка разрисовала в тот день человек 15. Были среди них и степенные мужики средних лет, и суровые тетки, которые в других условиях непременно обозвали бы Дашку бесстыдницей и кое-чем похуже, а здесь застенчиво и заискивающе улыбались ей. Дашка была неумолима, и они вынуждены были обнажить свои обвисшие бюсты, на которых Дашка рисовала то птичку, то облако, то собачью мордочку. Её фантазия была неисчерпаема, рисунки у нее были простые, но выразительные и ужасно веселые. У меня кружилась голова от восхищения, когда я смотрел, как голая Дашка управляется со всеми, а те - знай только ловят её взгляды. Я помогал ей – держал краски, бегал за водой, даже закрашивал обведенные ей контуры. Она, паршивка, поручила мне закрасить голую девичью грудь, девчушка и так стеснялась, а когда я взялся за её сисю – вообще поникла, нервно улыбалась и дергалась, когда я касался соска. Дашка здорово вошла во вкус – дразнить во мне, в себе и в других эротического чертика.
Потом, уже далеко за полдень, Дашка вдруг объявила о конце рабочего дня, побежала в море, где я отмыл ее от красок, а потом мы решили удрать ото всех вплавь – к вулкану. Туда был километр или чуть больше, ну, мы поплыли вдоль берега, по которому гордо разгуливали разрисованные "модели".
Мы проплыли с полкилометра, устали, выползли на берег... Тут уже не было людей. Мы побрели прямо наискосок через поле к вулкану. Дашка моментально покрылась серым слоем пыли, налипшей на мокрое тело, и я шутил, что никакого вулкана уже не нужно.
На вулкане уже никого не было. Мы ступили в чавкающую грязь, и опять появилось сладкое и непонятное чувство, даже мурашки по коже пробежали. Я заблаговременно снял плавки, оставив их на траве, мы пробрались туда, где было по колено, легли и стали нежно обмазывать друг друга. С чистой кожей эта ласка оказалась еще более головокружительной, чем после выхода из грязевой ванны. Мы нежно мазали и мяли тела друг друга, я снова обмазывал Дашину пушистую головку, с наслаждением покрывая черной скользящей массой ее волосы, и она делала то же самое со мной. Потом мы очень скоро переключились на эрогенные зоны и половые органы, раздразнили себя до одурения... когда я вдруг скомандовал: «А теперь – в преисподнюю!», схватил Дашку на руки, сразу увяз по пояс, споткнулся – и полетел с Дашкой в руках в самое жерло.
И опять мы визжали и дурачились, опять стали веселыми зверятами, потерявшими разум. Я не давал Дашке протереть веки, все время замазывал их толстым слоем грязи, а она вертелась, как слепой котенок, задыхалась от смеха и колотила меня по плечам...
Потом мы побежали, как малые детки, взявшись за руки, к морю – купаться. Ворвались на берег с визгом и воплями, как черные бешеные черти, насмерть перепугав чуваков, уже успевших забрести туда. Я уж и позабыл, что я голый, а вспомнил только, когда вылезал, и мой член под взглядами нескольких девушек исправно стал по стойке «смирно»... Дашка величественно продефилировала перед ними, задрав носик. Впрочем, те улыбались – видно, узнали «голую художницу».
Мы побежали опять к вулкану. Там все еще никого не было. Тут у меня возникла одна идея. Мы оба здорово возбудили друг друга, но не удовлетворились, и возбуждение клокотало внутри, как самый настоящий вулкан. Я сунул руку Дашке между ног – там все оказалось именно так, как я и думал – и говорю:
- Я ложусь на спину, ты тащишь меня туда, где по колено, садишься там на меня верхом, устраиваешься покрепче и поудобнее, а потом отталкиваешься ножками, и мы оба едем на мне в преисподнюю...
Секс в грязи! Дашка аж подпрыгнула, взвизгнула, рванула меня за руку и потащила вперед – так ей хотелось поскорей впустить в себя эти впечатления. Понятно, что член должен быть чистым – я же не хотел натолкать внутрь Дашки грязи. И вот я придумал, как это можно сделать...
У нас все получилось, хоть и с осложнениями. Дашка тащила меня за руки и подмышки, я плыл по грязи, как по мягкому киселю, потом Дашка все-таки споткнулась и окунулась почти с головой – но все-таки между ног было чисто. Член мой стоял исправно, как часовой, но руки у нас у обоих были грязные, поэтому Дашке нужно было попасть киской точно на член, как снайперу. Ей это удалось с третьей или четвертой попытки, и член вдруг провалился в ее влажное лоно. Мы оба завизжали от восторга, Дашка завертелась на мне, чавкая грязью и разбрасывая брызги – и тут мы оба поехали в центр вулкана. Это было, как внезапное скольжение с детской горки вниз головой – я только успел схватить Дашку за попу, чтоб она не соскользнула с моего члена. Мы снова окунулись по самую макушку, и даже не сразу вынырнули. Я крепко держал Дашку за попу, мы как бы срослись там, как сиамские близнецы. Вынырнули, жадно набраливоздуха, я даже не мог протереть глаза, так как держал Дашку, - но она сама сообразила снять грязь у меня с век, мы оба проморгались, улыбнулись друг другу – и я стал двигать бедрами.
Это было нечто вроде секса в невесомости. Вначале было сложно приспособиться, какое-то время мы пыхтели и напрягались, но потом я понял, что достаточно расслабиться и только слегка ворочать членом в ее влагалище, и она тоже приспособилась медленно вращать бедрами – и тогда наступил такой кайф! Мы будто летели в космосе без веса и без усилий, а густая грязь еще умопомрачительно размазывалась по мошонке, а когда Дашка заскользила ручками по мне, и мы стали тереться липкими щечками, а потом я стал бодать головой о её грудь - мои руки были заняты, я держал ее за попу – вот тогда мы, что называется, прозрели! Я закричал Дашке: «я сейчас кончу! Что делать?» Дашка сказала «Таймаут», перестала вращать бедрами, и мы блаженно застыли. Так повторилось ещё два раза, после чего я все-таки бурно кончил в Дашку, и некоторое время парил в изнеможении, вне времени и пространства. Потом я, когда отошел немного, взялся обеими руками за ее киску и анус, и Дашка тоже очень бурно кончила.
Этот секс принес нам такую радость, которая переполнила нас до краев и вытекала из нас, как пена из бокала с шампанским. Мы почти не говорили, только смотрели друг на друга, улыбались и вздыхали. Была такая блаженная истома, когда не хотелось ни двигаться, ни говорить, а только прижиматься друг к другу и месить грязь. Встать было совершенно невозможно.
Солнце уже садилось. Вдруг мне пришла в голову безумная идея, и я предложил Дашке: «давай ночевать здесь!». Её это почти не удивило, она только томно протянула «прямо в грязи?» - «Прямо в грязи! Как две свинки», ответил я. Тела переполняла такая истома, что эта идея казалась все более реальной. Где-то там далеко были наши вещи, деньги, одежда, Дашкин этюдник, краски... но это была другая планета, далекая и несуществующая, а реальной была только наша любовь и наша истома. Грязь была теплой – она подогревалась изнутри энергией Земли, ночи были ласковые... мы только отползли из жерла вулкана к кромке - туда, где было дно. На всякий случай - хоть там и нельзя утонуть, а все же... И, очевидно, в ту же минуту заснули, потому что я уже ничего в тот день не помню.
Проснулись мы оттого, что нас кто-то расталкивал. Спал я без снов (и Дашка, как потом оказалось, тоже), и что происходит, понял далеко не сразу. Вначале мне показалось, что мы у себя дома, и нас расталкивает моя мама, чтоб Дашка не опоздала в институт. Потом я никак не мог открыть глаза, их что-то склеило, потом с удивлением обнаружил, что лежу в какой-то вязкой массе... и тут все вспомнил. Нащупал под боком Дашку, убедился, что она шевелится, потом стал тереть глаза, соскабливать с них грязь... Чей-то мужской голос закричал: «Шевелятся! Живые, значит!». Наконец я смог приоткрыть глаза, меня ослепил яркий свет, я никак не мог открыть их шире, наконец попривык маленько, открыл – вижу, солнце на небе сверкает, рядом копошится серо-буро-малиново-голубое существо, все в трещинах, черных брызгах и пятнах, трет глаза, а над нами возвышается мужик, по пояс в грязи, держит меня за плечо, и дальше – ещё несколько человек.
Мужик, матерясь, допытывается у нас – «Вы что, б..., пьяные, что ли? Или от грязи угорели?» Другой подхватывает – «Говорят же, нельзя в ней долго киснуть – мозги скручиваются, б...». Я, наконец, присел, ощутив при этом, как на мне лопается какой-то панцырь. Даша протерла глаза, открыла их, тоже прищурилась – ее глазки с серо-голубого гипсового лица испуганно смотрели на мужика и его друзей. Я обнял Дашку, привлек к себе, сказал мужику «да нет, мы просто тут спали», что вызвало дикий гогот. Тут прозвенел Дашкин полусонный еще, но возмущенный голосок: «а что тут смешного?»
И - один из чуваков говорит – «да это ведь художница! Даша, это ты?» - «Нет, это злой гоблин Гольфимбуль, а вовсе не я» - ответила ему Дашка, из чего я заключил, что она почти совсем проснулась. У чувака стали спрашивать – «что, та самая, которая ходит голая и всех разрисовывает?» - «Ну да, та самая. Вы тут как очутились, ребята?»
Я отвечаю: «Я ж говорю вам – мы спали. Ну чего пристали, в самом деле?». Мужик говорит «не злись, дружище, мы думали, что вы тут, б..., мертвые совсем. Идем мимо, видим - лежите тут пластом... Толкал вас, толкал полчаса, а вы не шевелитесь...». Я говорю «Ладно, вот мы живые, все нормально». Тогда другой говорит: «ну что, мужики, пойдем, не будем мешать, а?». И они ушли, даже грязевую ванну не приняли – такие деликатные оказались. Хотя – это все Дашкино имя так магически подействовало на них, она теперь стала тут местной знаменитостью, кем-то вроде доброй феи - о чем я и сообщил ей, а она выдала мне смущенно-довольную гипсовую улыбку.
Мужики ушли, а мы не знали, сколько времени, и по-прежнему было такое чувство, будто мы вне времени и пространоства. Дашка первой встала на ноги, подскользнулась, шлепнулась в грязь, хихикнула, встала снова, сладко потянулась всем своим голым телом... при этом корка грязи на ней трескалась и отлетала кусочками, как штукатурка от старой стены.
Я тоже встал. Дашка толкнула меня, я упал в грязь, она извинилась, хитро блеснув глазенками. Я толкнул её, тоже извинился... Через минуту мы плюхались и бесились в самой середине вулкана, обновив грязевой покров на себе и снова сменив цвет с серо-голубого – на черный. Наигравшись, мы вылезли из вулкана и стали бегать по полю друг за дружкой. Такого телячьего восторга я не испытывал с тех самых пор, когда бегал по травке в детском саду. Мимо шли люди удивленно наблюдали за двумя черными чертенятами, которые гонялись друг за другом по полю...
Потом чертовски захотелось жрать, да и пора была побеспокоиться, как там наши вещи, да и одежда. Поэтому мы решили не мыться рядом с вулканом, а прямо в грязи пойти к нашему пятачку, напрямик через поле. Плавок я своих не нашел, спер кто-то, и от этого у меня слегка похолодело внутри. Ладно, мучаешь Дашку – мучайся и сам, сказал я себе, и тут же поправился: Дашка уже давно не мучалась – она наслаждалась своей наготой, её даже трудно было заставить одеться.
Что поделать – пошли мы голыми и грязными на пляж. По дороге я допытывался у Дашки, каково это - просыпаться голой и в грязи, а на тебя смотрят незнакомые мужики? Она отшучивалась и толкала меня локтем в бок.
Мы шли, а я думал: а что, если украли и нашу одежду? Вот это весело будет, думал я, и мне в самом деле стало от этого весело. Член мой, как водится, торчал гаубицей, и Дашка даже какое-то время вела меня за него, как за поводок – пока рядом никого не было.
На пляже мы появились эффектно. На нас, страшных черных голых чертей, сразу все стали смотреть, но никто нас не узнал. Только когда мы поздоровались с нашими знакомыми, они узнали нас, засмеялись, окружили и стали рассказывать, как все беспокоились, что нас не было в турбазе, как нас искали, и как ждали Дашку, чтоб она снова всех разрисовала.