Муж и жена решили заиметь ребенка. Из-за этой задумки они перестали участвовать в оргиях, чтобы не было сомнения в отцовстве, чтобы не заразиться, чтобы не ставить себя перед опасностью увлечься кем-либо духовно и телесно и еще по бог весть каким причинам.
В тот вечер они выполняли роль целомудренных гостеприимных хозяев, встречая пары и представляя их друг другу, объясняя правила клуба, суть которых состояла в непротивлении козлу насилием. Иными словами - все только по взаимному согласию и без грубостей.
По жадным взглядам хозяев на гостей было видно, что жертва моногамии дается им нелегко.
Хозяин был человеком богатым, и его новый, недавно построенный огромный дом со своими десятью спальнями был весьма удобен для данного мероприятия. В нескольких комнатах были установлены видео камеры, и можно было просматривать на огромных экранах, как только что тебя ебли или как ты еб, что вызывало дополнительный прилив сил от желания исправить увиденные ошибки или усовершенствовать допотопное наслаждение.
При входе в огромную гостиную в напольной вазе в форме пизды краснели розы. Хозяин встречал гостей и водил их по нижнему этажу, называя цифры, характеризующие высокую теплоизоляцию дома, несмотря на большую площадь стеклянных стен. Видно, этим он отвлекался от соблазнов и тешил не похоть, а тщеславие. В процессе экскурсии он лапал женщин из группы, но им этого было явно мало.
На столиках там и сям на блюдах лежали пирожные в форме половых органов, шоколад в форме какашек. На бутылки с напитками были одеты насадки в виде хуев, которые тщились превратить вино в мочу. о хозяин был не Христос, и чуда, к счастью, не свершалось: напитки были разнообразными и крепкими.
Я пришел на оргию с Барбарой, которая работала бухгалтером на фабрике. Кроме того, она писала беллетристику и мечтала забеременеть. Барбара раз прочитала мне отрывки, которые меня не заинтересовали, и, надо отдать ей должное, она это быстро поняла и читать перестала. За всю свою активную жизнь она никогда не предохранялась и ни разу не забеременела. Сначала это ее радовало, но постепенно стало угнетать. Хотелось продлить род и вкусить тяготы материнства. Но врачи ее не обнадеживали, что-то где-то заклинило. Так что Барбаре оставалось заниматься исключительно наслаждением. Когда я заехал за ней, она предложила мне вывязать галстук помоднее, и умело это сделала, и даже меня научила. И все-то она знала и умела! Когда впервые предлагаешь своей подружке присоединиться к оргии, возникает ощущение, будто совершаешь непоправимое. Но когда я впервые пригласил Барбару, оказалось, что она уже бывала на оргиях не раз.
Она то и дело строила из себя либеральную женщину, которая во всем, кроме пизды и грудей, якобы равна мужчине. Еще бы - она ведь, как мужчина, не беременела.
Барбара сама подходила к мужчинам знакомиться, а когда ее тут же тащили в постель, она не сопротивлялась, но все-таки чувствовала себя оскорбленной. Она не позволяла открывать перед собой дверь, открывала сама. Делала вид, что хочет платить за себя в ресторане, но быстро уступала моему предложению заплатить за нее.
Устроители одной из первых оргий, на которых мы побывали, брали за вход 60 долларов, и я предложил Барбаре заплатить половину в силу нашего якобы равенства. Она отказалась, заявив, что всегда может попасть на любую оргию бесплатно, будучи женщиной, которых всегда на оргиях не хватает, и с которых денег не берут, если они являются одни.
- Если хочешь туда попасть, то плати ты, - сказала она мне.
- Я хочу ровно столько же, сколько и ты.
- Если не хочешь платить, то я уйду.
- Прекрасно, - сказал я, - я тоже уйду.
И мы ушли. В тот вечер мы совокуплялись в одиночестве, предварительно пообедав в ресторане, за что я заплатил те же 60. С тех пор я сдался и платил за то, что ебал не ее, а других, ибо без спутницы мужчину на оргии не пускали. Я себя успокоил, что лучше заплатить за вход и ебать много женщин, чем платить столько же за ресторан и ебать одну Барбару. Так и быть, пусть она получает удовольствие задарма - раз уж судьба так благосклонна к женщинам, в особенности после того, как мужчины изобрели для них противозачаточные таблетки.
Часть гостей блуждала по дому, часть устроилась в одной из гостиных, ведя добропорядочные разговоры. Меня подмывало нежничать, прикоснуться то к одной, то к другой, ибо они мне чувствовались вот-вот родными. Но все сидели чинные, одетые, целомудренные. Незаметно пары стали исчезать и через некоторое время возвращаться: женщины - со слизанной помадой, мужчины - с покрасневшими от помады губами.
Барбара заговорила с мужчиной, и они удалились в какую-то спальню. Я пожелал ей счастья, а она - мне.
Я завязал общение с женой дантиста, который вживил ей искусственные белоснежные зубы вместо естественных, но желтых. Этой исповедью она невзначай поддержала разговор, широко улыбаясь и демонстрируя прекрасную работу мужа. Я тут же предложил, вслед за зубами, вживить в нее мой член. Она восприняла это с энтузиазмом. Первый оргазм в начинающейся оргии, как первая любовь в жизни.
Чуть гости оказываются в спальне, сразу начинают раздеваться, кто медленно, кто нетерпеливо быстро. Мужчины, снимающие брюки, смешны, а женщины притягательны, что бы и как бы они с себя ни снимали. Снятую одежду укладывают у стен кучками. Эти кучки можно было истолковать как испражнения иудейско-христианско-мусульманской морали.
Мы провели прекрасные полчаса в спальне, где трудились, пыхтя и повизгивая, еще две пары, до обидного не обращая на нас внимания. Я предложил дантистке вернуться в гостиную голыми, чтобы не терять времени на одевание и опять раздевание с другими возлюбленными.
Дантистка со своей женской интуицией заупрямилась, но я ее все-таки уговорил. Когда мы явились голые в гостиную - все осуждающе на нас посмотрели, и она не выдержала и пошла одеться. Я же продолжал геройствовать голым.
Был, конечно, соблазн, поддаться общественному влиянию одетых, но фигура была у меня красивая, член стоял хорошо, стесняться мне было нечего, и я прощеголял весь вечер голым. Больше меня в этот дом не приглашали. За нарушение оргиевого этикета.
Предчувствуя это, я старался проникнуть как можно в больше количество имеющихся в наличии, а также в распоряжении женщин. Женщина на оргии видится без фальшивых тайн и романтических прикрытий, четко, резко, в фокусе реального своего назначения, ибо здесь у женщины - максимальная разрешающая способность.
Где еще, как не на оргии или при коммунизме, подходишь к парочке, предлагаешь женщине совокупиться, и мужчина не только не бросается на тебя с кулаками, а всячески помогает этому устроиться, либо ретируясь к другой женщине, либо присоединяясь и соучаствуя или наблюдая. Никакой конкуренции между мужчинами - все умиротворены доступностью женщин и обилием оргазмов. Если тебе не досталось первому, то достанется десятому. Только на оргии любовь не вызывает ненависть.
Правда, ревность по-прежнему живет и процветает. Среди гостей был известный всем завсегдатаям ревнивец, которого продолжали приглашать из-за на редкость красивой жены. Он начинал волноваться, если жена исчезала с кем-нибудь дольше, чем минут на десять. Он ходил и заглядывал в комнаты и наконец находил ее. Он ревновал ее, только если она задерживаласьс одним мужчиной, а если она была с двумя или тремя, это его не тревожило, и он позволял ей наслаждаться хоть час подряд. Этот грозный муж ревновал и тогда, когда, после ебли с очередным мужчиной, она не сразу переходила к другому, а вела беседы с тем, кто ее только что ублажил. Муж страшился установления духовных связей, он хотел полностью владеть душой жены, коль не мог удержать ее тело. Женщины его почти не интересовали - он кончал разок наспех и начинал слежку за женой - ведь только ради нее он и приходил с ней на оргии. Одну пускать - речи быть не могло, но чтобы насытить ее, он, будучи не в силах сделать это самостоятельно, выгуливал ее. Я узнал об этом из исповеди этой жены-красавицы после того, как мы были разлучены ревнивцем в посткоитусном разговоре, а поговорить ей хотелось, хотя бы для того, чтобы отдышаться.