его немного горячими пальцами, она откинула одеяло, приспустила мои трусы. Ох! Как же она это делала! Истосковавшийся по женской ласке член рвался вперёд, толкая её язык в такт биения моего сердца. Я гладил по шёлковой ткани куртки пижамы, чувствуя горячую её спину, наслаждаясь этим моментом, совершенно не желая прекращать такое наслаждение и переходить к другому виду отношений. Сделала это она. Оторвавшись, она расстегнула курточку пижамы, бросила на пол. Туда же полетели штанишки, выпуская наружу её желание.
Оседлав меня сверху, Татьяна сначала водила головкой по волосикам, губкам, а потом резко села на член. Я охнул. Туннель был таким узким, а член с таким трудом протискивался вверх, что мне невольно вспомнилась та, с метеостанции. Взъерошив свои короткие волосы, Татьяна наклонилась ко мне, не прекращая качаться на мне вправо-влево словно пытаясь сесть поглубже.
— Ты хороший. — Она целовала моё лицо. — Ты хороший.
— Нет. — Я ловил её губы — бархатные, сочные губы, трепетно отвечавшие на мои прикосновения. — Я очень плохой.
— Нет. ОХ! — Это мои руки нырнули между половинок попки, коснулись нежных губок, плотно державших мой член. — Не останавливайся!
Она отдавалась мне с таким азартом, что я не заметил как наступил день. Мы не вылезали из кровати, погружаясь всё дальше и дальше, открывая всё новые грани друг друга. Она очень любила, когда её нежно теребили языком по маленькой «сладкой пуговке», как она сама это называла. Она любила позу сверху, и чтобы обязательно мужчина пощипывал её попку. Но не сильно, не до синяков. И очень хотела, чтобы кончили в неё, но каждый раз, чуть не плача, она выскальзывала из-под меня, принимая в рот рвущуюся на волю сперму. Беременность, да ещё в такой ситуации, когда работа не светит, нет родных, знакомых это страшное событие. Так она сказала и распласталась на мне, вернувшись из ванной. А презерватив, даже сверхтонкий, не даёт таких ощущений, как контакт с живой тканью. Она, сказав это, обняла мой член, зажав ладошками, поцеловала в вялую головку. Тот сразу ответил, как примерный мальчик, зашевелившись в её руках. Короче, из кровати мы встали к вечеру. А на следующий день мы обнялись, как родные люди, и расстались. Я пошёл в мир, встречаться с партнёрами, получать свои деньги, давать заказы, что мне нужно в своей жизни, а она осталась в квартире. В своей квартире, с небольшой суммой в долларах. Всей наличностью, что была у меня. Покрытие зеленью всех моих утех, а также качества выполненной работы мой дополнительный бонус ей. Честно же говоря, мне жалко было её оставлять. Этот город прожуёт её и выплюнет, как сотни, тысячи других, если Татьяна не станет стервой. Что-то сделать с нуля можно лишь двумя путями — став стервой либо войдя в сговор с кем-то уже имеющим власть, деньги. И первый, и второй способ обычно кончаются не очень хорошо. Но, такова жизнь, таков выбор. Я его сделал в своё время, а теперь, вот, пожинаю плоды таким вот душевным разладом. И бросить дело не могу, и делать что-то не могу. Измена жены поставила точку во всём. И, может быть, внутри я её где-то понимаю — такого барсука как я выдержать очень и очень трудно.
Теперь же, стоя в тамбуре, я невольно поймал себя на мысли, что зима катит в глаза. Именно так, как в той басне Крылова. А я та стрекоза с небольшой поправкой, что у меня есть где жить и на что жить.
— Стоянка поезда пять минут! — Проводница, очень напоминающая Чурикову из фильма «Шырли-мырли», протиснулась сквозь баулы, чемоданы, людские тела. — Побыстрее! Поезд не будет ждать!
— Совсем озверели! Скоро по минуте будете стоять! — Ворчание подталкивало её в спину, и если бы могло, то наделало бы в ней громадные дырки.
— Я что ли это решаю? — Она выглянула в стекло двери, определяясь с местоположением перрона. — Начальник поезда и график! Так, перрон справа! — И полезла ко мне.
Так получилось, что перрон оказался значительно ниже ступенек и я плюс ещё один мужичок небольшого роста, но с сильными руками, принимали выбрасываемые тюки, чемоданы, рюкзаки, спрыгивающих людей. Поэтому, когда мне в руки ухнула с подножки та девочка, я даже улыбнулся. Повезло! Такая пушинка, такая вкусно пахнущая девочка, с такой приятной на ощупь грудью. Я не специально, ну, так получилось, а она не возражала. Не прижми я её к себе, полетела бы на рельсы, а там и ноги бы переломала! Состав загудел трубой иерихонской, проводники засуетились, заталкивая на подножки одиноких пассажиров. Одна мука эти промежуточные стоянки у всяких там полустанков! Ни тебе условий, ни тебе культурного пассажира!
Подхватив чемодан, рюкзак я пошёл в здание вокзала искать попутный транспорт. Обязательно какой-нибудь да будет. Если бы кто сейчас меня остановил, открыл бы чемодан, выпотрошил бы рюкзак, то пришёл бы сначала в изумление, а потом стал бы звать милицию с полицией, а также всех сотрудников местного ФСБ. В чемодане, рядом со станцией спутникового телефона, кучей бабок в трёх валютах, лежал пистолет Стечкина, целая куча всяких баночек, пачечек и всякого барахла. В рюкзаке пачки патронов, неубиваемый, несгораемый короб под документы, два ножа в кожаных ножнах и две вот таких бутылок коньяка и виски. Решил порадовать Вовича. Для Ирины вёз большой платок, а для Марии припас несколько комплектов белья как постельного, так и нижнего, которое помогала покупать Татьяна. Я не удержался и встретился с ней перед отъездом. О чём напоминало мне томящееся от усталости тело и засос внизу живота как метка клеймения, красовавшаяся чуть выше паха, на внешней стороне бедра. Так сказала она, отпрянув от меня, «моя метка и теперь каждая женщина будет знать, что я была с тобой». Уж не повелась ли она на меня?
Видео
Рассказы