Папкины именины

Вот и кончилась зима, а с ней и мой любимый хоккей. Остался, конечно, каток в спортклубе, куда я хожу в секцию. Но там сплошные тренировки, поиграть как следует не удается, не то, что у нас во дворе. Из-за хоккея, наверное, зима мне больше по душе, чем даже лето. Летом, конечно, тоже весело, но, увы, в хоккей можно играть только на траве. Уж лучше в футбол.

Сейчас-то весна, скукотища - школа, дом, правда компьютер немного скрашивает мою жизнь. А неделю назад произошло одно примечательное событие, о котором я и хочу вам поведать, благо времени свободного до фига. Значится, первого апреля у отца праздновали день рождения. Повезло, конечно, папане родиться в этот день, все-таки день смеха. Вот и получается, что потешаются над ним постоянно. Особенно весело ему стало, когда его захомутала моя маман. Нет, не подумайте ничего плохого, мамочка у меня просто замечательная. Особенно, это заметно, летом. Когда она идет по улице в своем легком, облегающем ее пышные бедра и далеко выпирающие титьки, костюмчике, все мужики на нее пялятся как на восьмое чудо света.

Еще совсем недавно, когда я был годика на два младше, некоторые из этих придурков, прямо при мне подкатывали к мамке с предложением познакомиться и повести где ни будь пре миленько время. И хотя (я почти в этом уверен) , маман была совсем не против раздвинуть перед ними свои ноги, те частенько получали от нее от ворот поворот. Наверное, она все таки стеснялась меня, правильно предполагая, что я уже не тот глупенький детсадовский пацаненок, при котором (считая что я крепко сплю) подмахивала свекру моей тетки, те есть ее родной сестры в летнем домике у бабки с дедкой. Было это как раз на свадьбе этой самой тети Томы. Именно тогда меня и озарило, что пиписьки у мальчиков и девочек отличаются не для того, что бы по разному писать.

Именно с того времени баба Нина, ну, жена теть Томиного свекра, мамку терпеть не может. И при встрече всегда шипит про себя: на хуя мол опять эту блядь притащили сюда. Сам слышал. Да бог с ней. Вообще-то это другая история, кому интересно, пишите, может расскажу будет время. Ну а мамка моя, если и блядь, так что с того, а у кого не блядь?

Вон, Санька Гугиев, в дачном поселке с соседней улицы. Как он уверял, что у него мать самая порядочная женщина в этом городе, в грудь себе кулаком бил. Пришлось наглядно доказать, что он сильно заблуждается. Показал я ему как его любимую мамочку на полянке возле небольшого озерка какой-то детина наяривал. Та потом еще ему с удовольствием отсасывала. Моя маман не сосет, брезгует. Правда, Серега на это не очень оскорбился. До сих пор он при каждом удобном случае доит свою мамашу на бабки. Я то со своей ни-ни, стремно как-то.

А вот случай с моей маман. Однажды года два назад, мы возвращались от бабки на рейсовом автобусе. Бабка с дедом и теткой Томой с мужем живут в пригороде в большом доме, с садом и огородом. И баня у них шикарная. В тот раз мы гостили у них все выходные, а утром в понедельник поехали домой. Автобус был забит битком. Мы с мамкой протиснулись к окну. А следом за нами, как на магните прикрепленным к маминой заднице, тащился молодой дядька. Когда мы, наконец, то, заняли стоячие места, согласно купленным билетам, началось нечто любопытное.

Надо сказать, что я в то время еле доставал маме до пупа. Так что, то, что творилось в этой давке с верней частью моей мамочки, мне было почти ничего не видно. А вот внизу!! Для начала, меня зажатого между маминых ног, пнула чья-то коленка, Не больно, правда. Это детина, прижатый сзади к моей мамочке, раздвинул своей коленкой ее ноги. Правда, насилия к моей мамочки он не проявлял, судя по расслабленному состоянию маман, ноги ее разъехались сами. Видно сзади в нее уперлось нечто твердое, от которого мамочка начала млеть. Ее руки держали меня за плечи. А между мной и мамкиными ногами стала протискиваться еще одна рука, совсем не такая нежная, как у мамы. Мама была совсем не против вмешательства третьей силы, я заметил как она пытается отодвинуться от меня.

Я опустил глаза вниз: мужская рука гладила через платье мамкину ляжку, потихоньку опускаясь, все ниже и ниже, к тому месту, где выше колена белела кожа моей мамочки. Затем по прихоти этой самой руки подол платья пополз вверх. Я видел как эта грубая рука мяла нежные ляжки, как пальцы отодвинули в сторону тонкую полоску трусиков и начала теребить мамкину лохматку.

Короче, это продолжалось минут пятнадцать, пока автобус наполовину не опустел. Но, даже в полупустом автобусе, мужик не оставил своих поползновений относительно мой матушки. Хотя подол платья был с неохотой водворен на прежнее место, рука, отпустившая его, теперь грубо массировала ягодицы через платье. Маман пыталась сделать приличную мину на лице, но получалось это плоховато. Сильно сжатые губы ее выдавали сильное напряжение.

Когда мы вышли на своей остановке, за нами вывалился и этот детина. Правда, за нами он не пошел, остался стоять на остановке. Дома мама сказала, что ей надо сбегать в магазин за хлебом. Хлеба и правда в доме не было, но магазин находился в соседнем доме, а мама вернулась часа через три, не меньше. Видно в хлебном отделе была трехкилометровая очередь, а хлеб закончился прямо перед маман. Ибо вернулась она без хлеба. Зато сразу закрылась в ванной. Когда я после нее зашел туда, увидел на веревке постиранные трусики. Вообще то, она летом и так каждый день меняет свои трусиля, но обычно просто бросает их стиральную машину, и потом стирает с другим бельем. Короче, есть повод для размышления.

Первого апреля отцу дали отгул, и второго тоже. Мамка числилась домохозяйкой уже третий год. Поэтому отцово день рождения праздновали именно в тот день, в который папаня на свет и появился. Сначала то все было как положена в лучших домах Лондона. Собрались родственники и друзья новорожденного, были обе бабки с дедом (дед был только один, отец отца помер задолго до моего появления на свет). Были теть Тома с дядь Мишей и с трехлетней Веркой. Посидели, вмазали хорошо. К часам десяти вечера гости почти полностью разошлись, остались только теть Тома с дядь Мишей, так как дядька хорошо набрался, их оставили у нас ночевать. Верку забрала бабка.

Еще остались к этому времени три папиных приятеля с работы, они пришли в гости поздно часам к девяти. Одного то я знал, это был папкин начальник, звали его Владимир Евгеньич. Он и раньше к нам забегал иногда. Судя по всему, он был не равнодушен к мамкиной заднице, так как при каждом удобном случае пытался шлепнуть по ней. Еще двоих, я не знал, да и отец как я понял, знал их плохо. Слава и Витя были дружками папиного начальника. Сначала они вели себя более менее пристойно. Но когда лишний народ разошелся, они тоже начали расходиться (в ином смысле).

Сначала устроили танцы, отодвинули праздничный стол к окну, а с ним и, еле вяжущих языком, моего папашу с дядей Витей. Пока двое танцевали с дамами, третий накачивал моих и так упившихся родственников водкой с пивом. Меня отправили спать ближе к одиннадцати. Комната моя была напротив большой комнаты, где шла гулянка. Правда мой диван был зафрахтован на ночь родителями (в их спальне должны были ночевать Томка с мужем), а мне постелили на раздвижном кресле, которое притащили из залы. Как раз напротив двери.

Скоро Маман с помощью Владимира Евгеньича приволокли отца и бросили на диван. Тот был в полной отключке. Я притворился спящим, предполагая, что тут же последует чего ни будь интересное. И правда, папкин шеф сразу же полез к мамке целоваться, а одну руку сунул к ней за пазуху. Но мамка стала вырываться

- Я хочу еще танцевать, пойдем. Рано еще.

И потащила мужика в залу. Владимир Евгеньич, вышедший последний, не удосужился закрыть за собой дверь, и я прямо из своей постели мог свободно наблюдать за дальнейшим развитием событий. А поглядеть было на что.

Мамка то с Евгеньичем то пошли на кухню, а совсем не танцевать. В зале погасили верхнийсвет и включили ночник. Дядя Миша проглядывался плохо, я видел его сидящего за столом только до пояса, остальная часть его тела видимо навалилась на стол и была не видна. А посреди комнаты делали вид что танцуют дядя Витя с мамкиной сеструхой. Именно делали вид. Такая сцена - сосущаяся парочка, у теть Томы на попе задран подол ее праздничного платья, ее белые ягодицы яростно мялись руками дяди Вити, а белые трусики болтались в районе колен.

Надо сказать немного о тете Томе. Она младше мамы на четыре года, замуж вышла три года назад, будучи с большим животом. Каким хуем этот живот надуло, она и сама точно не знает (знаю из подслушанного разговора ее и моей матери). Но дядь Миша почему то уверен, что именно его. Девка она была распутная, похлеще моей мамочки. Помню как я, маленький, с мамкой и с ней ходили в баню. Она всегда дергала меня за письку, и говорила

- Чего то медленно растет твой банан, гляди разберут всех девок, останется одна Дунька Кулакова. Кто такая Дунька эта самая Кулакова я тогда конечно не знал. Мамка ее одергивала

- Томка, не развращай мальчика, а то вырастет, будет свой хуй куда попало сувать.

И они всегда смеялись над тем, как я краснел.

Но продолжу. Дядя Витя потащил Томку в родительскую спальню, пока она шла, трусы ее сползли совсем в низ и остались лежать в коридоре. Я лежал и думал, как бы поглядеть, что будет творить эта парочка спальне моей мамочки. Хотя наши комнаты и соседствовали, проявить свою наблюдательность не представлялось возможным. Можно конечно выскочить на балкон, он был один для обеих комнат. Но было холодно. Я слышал за стенкой возню и хихиканье моей тетки, совсем не желающей противостоять натиску мало знакомого мужчины.

А тут в мою комнату въехала моя маман на руках дяди Славы и Владимира Евгеньича. Платье, что было на ней скомкано на талии, лифчик, болтался на одной руке, трусов уже не было. Слава богу, дверь не закрыли, и все что произошло в этой комнате, я видел хорошо. Сначала мужики кинули мамку на диван, как раз на отца, тот екнул, но не проснулся. Славик предложил:

- Давай скинем его на пол.

Они взяли его с обеих сторон и перетащили на ковер, под пьяное хихиканье моей мамы