Эвелин освободила их, распутав многочисленные узлы. Братья тут же принялись осыпать проклятьями все племя джелилов, грозить им скорой и страшной местью. Эвелин никогда не видела Абулшера таким разъяренным -- когда он говорил, то дрожал от злости.
Друг за другом они спустились с каменного балкона и Абулшер отправился разыскивать коней. Никаких следов их собственных лошадей не было. За гребнем горы он обнаружил луг, на котором мирно паслась одинокая кобыла. Эвелин нашла неподалеку от потухшего костра несколько брошенных тряпок, из них Имхет соорудил нечто вроде седла. На него Абулшер посадил Эвелин, а Имхету велел сесть впереди. Он привязал к узде лошади веревку, взял ее конец и пошел перед ними.
В пути они не разговаривали. Каждые полчаса Абулшер и Имхет менялись местами, при каждой остановке они внимательно разглядывали окрестные горы. С наступлением сумерек сделали привал, привязали кобылу, но не смогли разжечь костер из-за отсутствия спичек. Все трое были очень голодны, но подкрепиться было нечем. Эвелин легла на охапку веток и долго старалась уснуть, чтобы заглушить сном ноющие терзания пустого желудка.
Абулшер и Имхет тихо перешептывались...
Встав по-утру, Эвелин увидела, что с ней остался один Абулшер. Имхет отправился куда-то верхом на кобыле. Абулшер не переставал что-то сосредоточенно обдумывать, он сидел на земле, уткнув голову в колени.
Эвелин мучил голод, но ей не хотелось в этом признаваться.
Абулшер поднял на нее глаза и медленно, с расстановкой, произнес:
-- Прежде всего, мы должны отомстить. Имхет уехал, чтобы посмотреть, что можно сделать.
-- Абулшер, но почему эти джелилы напали на нас? Что они могли с нас взять?
Он отрывисто рассмеялся.
-- Я не говорил раньше тебе, что Али Шоврук-хан просил меня помочь в одном деле... Недавно он перепродал одному арабу партию британских ружей и выручил большие деньги. Он хотел, чтобы мы переправили эти деньги через границу и передали его племяннику в Джалалабаде. Он обещал мне пять процентов комиссионных, я согласился. Но видно кто-то еще знал о деньгах и рассказал этим проклятым джелилам. Поэтому они и следили за нами, чтобы отнять деньги.
Теперь Эвелин поняла что все помыслы Абулшера сводились к одной цели -- отомстить джелилам. Он не мог надеяться заполучить обратно похищенные деньги, которые стали сейчас собственностью их аксакала. По закону чести Абулшер был обязан, даже рискуя жизнью, отобрать у джелилов нечто равноценное своей потере. Иначе до конца дней его и Имхета будут называть трусами.
Абулшер вновь посмотрел на Эвелин.
-- Они что-нибудь сделали с тобой?
Эвелин не ответила. Она подумала, что если расскажет ему все, что было, то он будет стремится причинить джелилам еще большее зло.
-- Отвечай! Что они с тобой сделали?
Она по-прежнему молчала.
-- Ну?!
Помявшись, она заговорила:
-- Они хотели унизить меня... Но это оттого, что -- белая женщина. К тебе это не должно иметь отношения...
Он ничего не сказал, в нем бушевали раздражение и гнев. Поднявшись, он принялся в волнении ходить взад и вперед. Время от времени он бросал нетерпеливые взгляды туда, откуда должен был приехать Имхет. Наконец, на горизонте появилось облако пыли. Эвелин увидела, что к ним аллюром скачут три всадника. Мчавшийся первым выстрелил в воздух, издали приветствуя их. Едущий за ним всадник тоже выстрелил. Третьим был Имхет.
Когда они приблизились, Эвелин заметила, что оба спутника Имхета были широколицы и узкоглазы. На них были суконные шапки, отделанные рыжим мехом. Это были уйгуры, Эвелин знала, что они живут на западе Китая и в Средней Азии.
Когда всадники сошли с коней, оказалось, что уйгуры значительно ниже тхальцев. Первый из них поздоровался и обратился к Абулшеру на ломанном английском языке:
-- Твой брат рассказал мне о том, что вас здесь ограбили. Мы поможем вам. Если хотите, можете присоединиться к нашему каравану, он сейчас отдыхает. А вообще мы идем в Джалалабад и дальше на север.
Абулшер поблагодарил и без колебаний согласился. Уйгур указал ему на место на коне позади себя. Второй уйгур протянул руку Эвелин и помог ей сесть на круп приземистой монгольской лошади. Она сидела, стараясь как можно дальше отстраниться от всадника, опасаясь, что он может угадать ее грудь, когда лошадь пойдет галопом.