Уже рассвело, когда они вернулись к стоянке каравана. Алый цвет зари сменился на востоке золотистыми разводами, западная часть неба пока оставалась густо-синей. Солнце еще пряталось за горами. Наступил час утреннего намаза.
Абулшер и Имхет омыли руки и лица, расстелили молитвенные коврики. В то утро они молились с небывалым усердием и подолгу лежали ниц. Склонившись перед великим Аллахом, они униженно просили о снисхождении...
Это были последние часы отдыха каравана, сегодня он выходил в Джалалабад. Уйгуры складывали юрты и вместе с многочисленными тюками грузили на верблюдов. Женщины усаживали детей в корзины, притороченные к бокам "кораблей пустыни". Перед длительным переходом потребовалось подковать несколько лошадей, за это время оба тхальца успели немного поспать.
Несмотря на бессонную ночь, Эвелин не могла сомкнуть глаз. Глядя на храпящих братьев, она дивилась их внешнему спокойствию.
Что происходило в душах этих людей, которыми еще так недавно руководила слепая жажда мести? Что принесла им кровавая расправа, невольной свидетельницей которой ей довелось быть?
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Караван входил в Джалалабад. Уже хорошо были видны купола и минареты мечетей, доносился шум оживленного города. Уйгуры намеревались продать здесь часть доставленных из Индии товаров, для этого они предполагали остановиться в караван-сарае. Абулшер, Имхет и Очил-Эвелинрасстались с монгольскими лошадьми и распрощались с отзывчивыми уйгурами. Им нужно было в центр города, к центральному базару, чтобы разыскать там племянника Али Шоврук-хана.
Джалалабад -- не столь уж большой город, но после скромных кишлаков он изумил Эвелин. Здесь можно было встретить людей всех национальностей -- индусов в белых просторных одеждах, китайцев с бритыми лбами и длинными косами, турок в малиновых фесках, иранцев с крашеными хной бородами и, разумеется, афганцев, худощавых, носивших, несмотря на жару, шапки из черного или коричневого каракуля.
В городе было несметное количество лавок, торговавших тканями и посудой, оружием и пряностями, коврами и фруктами. Магазины и лавки чередовались с харчевнями, кофейнями и чайханами. Еду готовили чаще всего прямо на улицах -- в огромных казанах шипел плов, на угольях жарили шашлыки и бараньи головы, на вертелах вращались подрумяненные куры и индейки. Громко кричали водоносы, предлагая только что принесенную с гор родниковую влагу...
Много было разнообразных уличных артистов и фокусников, они могли глотать огонь и острые ножи, протыкать себе руки десятками длинных игл, ложиться на битое стекло или гвозди, укрощать змей или мгновенно превращать зерно в проросшее растение... То и дело встречались предсказатели судьбы, они гадали по руке и на картах, некоторые чертили сложные таблицы со знаками Зодиака и символами планет, другим служили попугаи или крохотные обезьянки, вытаскивавшие для клиентов аккуратно сложенные послания. Как и любой другой восточный город, Джалалабад был полон нищими -- слепыми, безногими, паралитиками, прокаженными. Они сидели и лежали, протягивая руки к прохожим, выпрашивая жалкое подаяние...
Эвелин и оба тхальца шли по извилистым улицам, подчас таким узким, что можно было коснуться разведенными руками стен противоположных домов. Они остановились перед чайханой, вход в которую был прикрыт свисавшим ковром. Войдя внутрь, они оказались в полутемном помещении, в котором было не так жарко, как снаружи. Вокруг низких столбов были расставлены широкие деревянные скамьи, на которых можно было полулежать, облокотившись на спинку. Посетителей было немного, пахло китайским зеленым чаем, смешанным с сушеными цветами душистого жасмина.
Все трое сели за свободный столик. Отмахиваясь полотенцем от жужжавших мух, к ним подошел хозяин. Абулшер заказал чай и спросил, не знает ли он адрес Нурахмад-хана, дающего деньги под залог. Чайханщик откинул голову назад, закатил глаза и несколько раз повторил услышанное имя:
-- Нурахмад-хан... Я знаю Нурахмад-хана, который держит меняльную лавку. Другого не знаю.
Абулшер спросил:
-- Он давно здесь?
-- Нет, не очень. У него родственники на севере Индии. Кажется, он оттуда и приехал.
-- Значит, это тот, кто нам нужен. Где его лавка?
-- Рядом с центральным рынком. Если встать против главного входа, то налево будет улица, где живут чеканщики. Надо пройти ее до конца и повернуть направо. Второй или третий дом от угла -- это и есть меняльная лавка Нурахмад-хана. Правда, говорят, что... -- чайханщик наклонился и понизил голос: -- Говорят, что он не только меняет деньги и дает их под залог. Вроде бы он промышляет еще "живым товаром"...
Эвелин слушала разговор Абулшера с хозяином заведения и неторопливо прихлебывала крепкий чай. Ей нравилось снова находиться в большом городе, пусть и в незнакомом и не очень опрятном. Пестрая толпа, разнообразие лиц и звуки непонятной речи, ароматы восточных блюд будили в ней любознательность и интерес к неизведанному. С тех пор, как она покинула Саргохабад, Эвелин привыкла не размышлять о будущем, а жить сегодняшним днем. Теперь, пожалуй, впервые за все это время она всерьез задумалась о том, что ее ждет...
Ее мысли прервал Абулшер, который заявил, что уходит.
-- Я пойду к Нурахмад-хану один. Троим нам появляться в центре города опасно. Оставайтесь и ждите меня здесь...
Он отсутствовал около часа. Его возбужденное лицо говорило, что ему удалось выведать нечто важное. Склонившись над столом, он зашептал:
-- Я видел Нурахмад-хана. Он сказал, что в городе по указанию англичан разыскивают трех мужчин в тхальской одежде. Значит, нам надо разделиться. Я пойду дальше на север. Ты, Имхет, возвращайся в Пешавар. А тебе, Очил, придется провести несколько дней в доме у Нурахмад-хана, я договорился...
* * *
Они расплатились и вышли из чайханы. Имхет молча кивнул и направился в сторону караван-сарая, а Эвелин с Абулшером зашагали к центральному базару. Снова начался лабиринт кривых улочек, выведший их в конце концов на базарную площадь, которая почти вся была занята столами и табуретами многочисленных закусочных и харчевен. Отсюда уже совсем недалеко было до меняльной лавки.
Видео
Рассказы