После завтрака я уединяюсь в библиотеке и принимаюсь за чтение мемуаров Казановы. Но это увлекательное занятие прерывается мамашей, тётушкой и хозяйкой, зачем-то заглянувшими туда и выразившими крайнее удивление тем, что я в такую хорошую погоду сижу здесь:
- Почему ты не в купальне?
- А что, надо? – спрашиваю я с глупым видом, лишь бы что-нибудь сказать, и тороплюсь забраться на стремянку, чтобы спрятать заветную книжицу. – Погода, говорите, хорошая? Так я сейчас же собираюсь и бегу на речку…
- Ты опоздал, - напоминает мне маман. - Теперь наше время купаться… Но всё равно, выйди отсюда, нам надо кое о чём обмолвиться.
Я покидаю их, прохожу по коридору, спускаюсь с крыльца, но увидев сидящих на лавочке и о чём-то оживлённо беседующих девиц и Петю, сворачиваю в их сторону и спрашиваю:
- Итак, что будем делать?
- Нас ведут купаться…
- А моё время уже прошло, и я не знаю чем заняться. Пожалуй буду сам с собой играть в разведчики и тайком следить за вами… Так что имейте это в виду, когда окажетесь на речке.
- И откуда же ты будешь за нами подсматривать? – спрашивает Вера.
- Причём, оставаясь нами незамеченным? – добавляет Оля.
- Ещё не знаю. Но у меня есть время, пока наши мамы совещаются, чтобы сбегать окунуться, а потом поискать подходящий наблюдательный пункт.
- Если завтра погода будет такая же хорошая, - говорит Вера, - надо что-то сделать, чтобы наши мамы не смогли пойти с нами купаться…
- Это было бы здорово! Но согласятся ли они отпустить вас одних?
- Попробуем уговорить, - заявляет Оля.
- Ура! – восклицает Надя и обращается ко мне: - А ты, Саша, будешь с нами купаться, учить меня плавать?
- Если мне будет позволено, то с удовольствием! – отвечаю я, целуя её под удивлёнными взглядами Веры и Оли, после чего оставляю их всех.
Спустившись вниз по деревянной лестнице, я раздеваюсь догола, ныряю, переплываю купальню туда и обратно, быстро одеваюсь и через плотину бегом переправляюсь на противоположный берег. Там мне приходится пробираться в таком густом кустарнике, что с трудом удаётся найти местечко, где можно было бы удобно присесть, оставаясь незамеченным, и откуда можно было бы смотреть за тем, что будет происходить в воде и на берегу. Ждать приходится долго. Но вот до меня доносятся голоса спускающихся по лестнице. Когда все они оказываются на покрытой травой полянке, я вижу всех без исключения дам и их дочерей, включая дылду Лику. В таком многолюдии разобрать, кто с кем и о чём говорит, абсолютно невозможно, да и видеть, как идёт раздевание тоже затруднительно: уж слишком высоко по сравнению с моим наблюдательным пунктом оказывается то место, где они начинают располагаться.
И всё же через какое-то время они одна за другой появляются на краю обрыва и начинают спускаться к воде, а некоторые из них, поболтав в ней ногами и убедившись, что она тёплая, входят в неё сначала по колена, потом опускаются глубже, брызгаются, радостно кричат, - и большие тёти и маленькие детки, а хозяйка, присев по горло, кидается в плавь и после дюжины гребков оказывается на этом берегу, встаёт на ноги, чтобы отдышаться, поворачивается и плывёт назад, а потом снова возвращается.
На этот раз она больше чем наполовину выходит из воды, поворачивается к другим и зовёт их к себе. Девочки и Петя не откликаются, целиком занятые пусканием брызг друг в друга, а вот Алина, а за нею тётушка и мамуля (последняя после некоторых колебаний) решаются последовать её примеру. И вот они выбираются по щиколотки из воды и, следя за вознёй оставшихся на том берегу, комментируют их поведение, что-то кричат им время от времени и продолжают беседовать друг с другом, предоставляя таким образом мне возможность с близи внимательно разглядеть и сравнитьфигуры каждой.
Все они были в тесно обтягивающих тело чёрных трико. Но если у хозяйки оно было абсолютно глухим, покрывая не только плечи до самых локтей, но и горло, то у остальных держалось на узких лямках, оставляя открытыми шею и часть груди под нею. Лика и её мать показались мне не только чрезмерно высокими, но и худыми: ни бёдрами, ни бюстом они похвастаться вроде бы не могли, а плечи – несколько угловатыми. Если что и выделялось в их фигурах, то острые лопатки на довольно сутулых спинах.
Правда, когда смотришь на них в профиль, бросается в глаза не только отсутствие заметных выпуклостей, но и изгиб в талии. Тётушка, хотя и почти такого же роста, но обладает статной фигурой, которую несколько портит (сейчас, вспоминая всё это, сознаю), хотя и большой, но почему-то кажущийся плоским зад – не оттопыренный, а малость отвислый. Больше же всего мой взгляд привлекает моя родная мамуля: маленького росточку, но весьма плотная и притом с чрезвычайно округлыми очертаниями во всём: в переходе от шеи к плечам, в самих плечах, в талии и бёдрах. Я себя даже ловлю на маниловской мысли: вот было бы хорошо, если бы к статности Татьяны Николаевны добавить гибкость в талии Марии Александровны и Лики, да ещё бы мягкость очертаний моей родной мамочки.
Вот с ней-то у меня малость времени спустя приключается казус. Когда приходит время обеда, я, выйдя из своей комнаты и побежав по коридору неожиданно натыкаюсь на неё и ещё более неожиданно для меня самого, кидаюсь обнимать и целовать её.
- Что с тобой? – восклицает она, отбиваясь от моих ласк. – Ты что, спятил?
- Дорогая мамочка, ты не знаешь, какая ты красивая! – заверяю я, не прекращая поцелуев.
- Откуда ты это взял? Да и что ты в этом понимаешь?