- Да, сказала: после того как встретит твоего отца с вечерним поездом.
- Вот здорово! Это же часа четыре у нас с тобой!...
Женя радостно кидается ко мне на шею и целует.
- Вот ещё что, - останавливаю я её пыл, - я сказал ей, что ты неважно себя чувствуешь, поэтому она тебе просила передать, чтобы ты, если не сляжешь, приготовила всем чего-нибудь на ужин.
- Ужин? Да я хоть сейчас! Подождёшь меня здесь?
- А может после, перед самым их возвращением?
- После, так после! – соглашается она и снова целует.
Далее во многом повторяется утренняя процедура: обнажаются и подвергаются тисканию и обсасыванию её грудки, потом наступает очередь освободиться от юбки… Но в этот момент мы слышим:
- Женя! Мы уходим!
Мы застываем на минутку, а потом я, не спуская глаз с полуобнажённой девочки, принимаюсь за свою одёжку. И тут, видя, как она, поворачиваясь то одним боком, то другим, шлёпая по впившимся в её кожу комарам, меня осеняет:
- Послушай, Жень! А чего это мы тут будем кормить собою этих проклятых насекомых, которые, уверен, не дадут нам как следует насладиться друг другом? Пойдём-ка лучше в дом! Там их, наверно, намного меньше…
- Пойдём! – с готовностью соглашается она, живо поднимаясь и приводя себя в порядок.
Мы выбираемся из своего убежища и кидаемся в дом. Поднимаемся по ступенькам и оказываемся в довольно обширном и пустовато выглядящим помещении.
- Эта наша общая комната, - объясняет Женя.
- А где твоя? – интересуюсь я.
- Моей нет, я сплю с малышами. А мама с папой – на веранде.
- Куда пойдём? Где нам будет удобнее? У мамы с папой двуспальная постель?
- Нет, у них такие же кровати, как и у меня. Но на веранде слишком светло…
- Понятно, тогда пошли к тебе.
- Подожди, пожалуйста, здесь! Я тебя через минутку позову.
- Нет уж, - возражаю я. – Чего ждать? Пойдём вместе.
Я беру её за руку, но она её вырывает, говоря:
- Мне стыдно!..
- Какой может быть стыд, когда я тебя уже дважды, если не трижды, почти полностью обнажал? Доставь мне удовольствие сделать это ещё разик!
И тащу её, немного упирающуюся к открытой двери.