- Больно! – жалуюсь я ей. – Можно чуточку приподнять свой стан, чтобы облегчить положение моему балунчику?
- Сегодня некоторым балунам везёт, - отвечает она, привстав на коленках. – Все их просьбы принимаются как приказы.
- Не все, - возражаю я, - одна только что была с гневом отвергнута, а с выполнением другой вы малость переборщили…
- Что-то не так? – интересуется она.
Ухитрившись освободить одну руку и просунуть её между нашими животами, чтобы схватиться за конёк, я объясняю:
- Да… Но от вас требуется самая малость: медленно-медленно, чтобы случайно не раздавить моего конька, не торопясь и не дёргаясь, попробуйте вернуться в исходное положение…
Держа этот самый конёк в ладони, я указательный палец выставляю в сторону, чтобы обнаружить надвигающуюся цель. И мне это удаётся.
- Ой! – восклицает госпожа Самарина от неожиданности.
- Не бойтесь, - успокаиваю я её. – Это всего лишь мой палец. Но сейчас его заменит нечто более существенное…
- Ах, негодник! – восклицает она, очевидно почувствовав это, но начинает егозить по мне. – Опять обманул! Говорил одно, а сделал другое!
- Что случилось, то случилось, - констатирую я, просовывая обе ладони ей под ягодицы и принимаясь энергично подталкивать их вверх. – Раз оседлали моего конька, придётся потрудиться и поскакать на нём… Вообразите, что вы Надежда Дурова и устремились в атаку на французов…
Кажется, такая езда приходится ей по вкусу. Она без дальнейших пришпориваний с моей стороны принимается работать тазом, поднимать и опускать его, но делает это с таким увлечением и так неосторожно, что мой конёк пару раз сбивается с пути, выскакивает наружу, и приходится тратить немало усилий и времени, чтобы вернуть его в положенное ему место. Когда же это случается в третий раз, она, махнув на меня рукой и произнеся что-то нелицеприятное в мой адрес, слезает с меня и падает на спину.
- Нет, - говорит она спустя какое-то время, протягивая ко мне руки и как бы призывая вернуться к привычному для неё способу соития. – Такое баловство не для меня…
4.
Склонившись над ней, я покрываю её поцелуями и спешу занять привычную для неё исходную позицию. Но так как лежит она на самом краю, свесив ноги с постели, я встаю на пол и беру её за бёдра, имея намерение отодвинуть её подальше от края. Но застываю, любуясь распластанным передо мною телом с раскинутыми руками и почему-то склонёнными в разные стороны грудями, с заметным животом, округлой талией и пухлыми ляжками, вроде бы сомкнутыми, но не мешающими зреть извив алых и вспухших срамных губ.
Неожиданно для себя, я встаю на колени, поднимаю её бёдра, раздвигаю пальцами губы и, приложившись к ним ртом, просовываю туда язык. Госпожа Самарина ни словом не выдаёт своей реакции, только опускает мне на плечи голени и пальцами теребит мне волосы на голове. Значит понравилось, делаю вывод я и продолжаю вылизывать в её разверзшейся щели всё, что оказалось доступно моему языку. Но самому мне подобное занятие, как это было и несколько раньше с какой-то другой дамой, никакого особого удовольствия не доставляет. К тому же то и дело в нос и на губы попадают волоски, что тоже назвать приятным никак нельзя. Вот только, член мой постоянно давёт о себе знать необыкновенным напряжением. В конце концов я решаюсь дать ему должное применение.
Поднявшись с колен и предприняв некоторое усилие, чтобы отодвинуть от края госпожу Самарину, по-прежнему молча распластавшуюся передо мной, я останавливаюсь в раздумье, что ещё можно предпринять. И тут мне в голову приходит озорная мысль – баловаться, так баловаться! Что, если соединиться с ней несколько иным способом, чем она, если верить её словам, привыкла?
Взяв в изголовье постели большую подушку, я подкладываю её под крестец моей любовницы и, обхватив локтями её бёдра, оставаясь стоять на полу и только чуть наклонившись вперёд, тычу своим инструментом ей в промежность, на сей раз сразу же попадаю в нужное место, углубляюсь в него и возобновляю возвратно-попятные движения.
Но вот незадача!.. Вместилище моего кинжальчика оказалось для него неожиданно тесным (может быть из-за того, что бёдра моей партнёрши были мною тесно прижатыми друг к другу), а потому наверно и вдвойне возбудительным. Но ещё больше на меня подействовало ощущение, будто при почти каждом тычке, особенно если он наносился с максимальной силой, я касаюсь чего-то такого, мимолётное соприкосновение с котором вызывает во мне чувство, мною до сих пор не испытанное. При этом госпожа Самарина каждый раз ойкает, бёдра её вздрагивают и ещё более сжимаются, а мой отступающий тычок словно что-то охватывает, не желая выпускать. В результате, после дюжины таких толчков я вынужден остановиться, чтобы не дать вылиться переполнившей меня сперме. Я хотел даже, как и в прошлый раз, выйти из неё, чтобы прижаться находившимся на пределе членом к её ляжкам. Но был остановлен ею:
- Не уходи! – молит она, крепко вцепившись в мои ягодицы.
Переждав несколько минут, я возобновляю поединок, но на сей раз не успеваю нанести и полдюжины ударов, как опять вынужден прерваться, а так как мне показалось, что ещё миг и мой пистолет выстрелит, то я его резким движением вытаскиваю наружу и даже делаю шаг назад.
- Простите меня, ЕлизаветаЛьвовна! – умаляю я, глядя на то, как отпущенные мною её бёдра безвольно падают, представляя моему взору пылающий зев женского чрева.
- За что, миленький? – слышу я в ответ. – Это я чувствую себя виновной, что обрекаю тебя на такие муки.
5.
Она продолжает лежать распластанной передо мною, глаза её закрыты, а груди смешно завалились в стороны. Одна из её ладоней опущена к промежью, но средний палец, отделившись от других, погружён в глубину лона и, судя по всему, пытается хоть как-то восполнить ту работу, что только что проделывалась там моим двадцать первым пальцем. Сообразив, что ей сейчас в первую очередь нужно, я встаю на колени и, отстранив эту ладонь, вкладываю внутрь свои пальцы, нахожу головку клитора и потираю его. Так как он распух до размеров с добрый ноготок, у меня появляется соблазн прислонить к нему губы и коснуться кончиком языка.
Видео
Рассказы