Что смешно, онравилось ведь Семеникинской самой уверенной скромнице Полесе парней на озорных посиделках за муде тягть.
ело с малого началось и с привычного - пускали полем "во цвет" девок парубки накануне того майским днём...
На изукрашенных самой жизнью Семениках так отродясь повелось: как спускались последни ручьи талых вод, да нагоняли те вешние воды бродяги-ветра, да подымал красно-солнышком голову света свого Ярко Ярил, так и нагнетался в посконы штаны парням жар и дым - было принято юны ватагами в поле отлавливать замешавшихся дев и обряд учинять, первоцвет... Всем над очи вздевался подол, да крепко завязывался повыше косы - ходи теперь так! А поскольку пониже пупа кучерявилось уж у тех дев, то и звалось - "пустить полем как цвет"...
Вот и надни визгу было того, страмоты, опозору, да баловства иного-разного, когда удалось выследить сторожкую стаю девиц ватаге бездельников и рукоприкладов известных под началом залихватского баловня Соловейки Стержня. На Прогонном лужку, как выкосились уж девки до пообсохшей росы, да возвращались, тикая от настающего знойного солнышка. Тут встречу им и организовал соучастник всех собственных дел смехотвор Соловейка: "Шасть их! Шасть!", кричал, да сзывал с трёх сразу сторон свою засаду, в нечаянные кусты по лужку понасаженную. Появилась засада, забрала всех девок на круг, сразу крепко облапила...
- Вот мандень, так мандень! - ни в одну из сторон так поветил нагромкую - лишь бы девкам трепеталось, да билось опозором сильней; ну да отбрыкалось всем постепенно уж, долго коротко ли, все с невиденья за по запрокинутыми подолами стали стройны, да покорны, а красивы-то...
- Смотрины, смотрины йим! - затребовали "атаману" свому пиздоразбойники, как удача была налицо - явный был перевес и не приходилось особо зорко стеречь поутихшую жалкую стайку девах.
Поставили в круг, всё по чину, сжали девок в кольцо, только лохматки торчат. Да учинили обход - досмотр со вниманием. Девки хоть и зажаты в себе на испуг, но ведь всё на виду - есть на что посмотреть! Опять же, если огладить коленку ей голую, да нечайно понравиться, да потянуть за бархатки-губы в укромно-поджатой щели, то, смотри, и разойдутся на стороны ляжки чуть - суй смело ладонь, бери теперь всей пятернёй хоть под зад... Кто ухитрялся и хуй в тот прощелок у ног завести, потереться с минуту, но с тем осторожничали...
- У Полеськи егорист до чего стал холмок! - не выдержал, удивился во весь ощеренный рот Сага Степник малой. - С тово года не бачив - окустилась как!
И впрямь, семнадцатилетие своё Полеся Очакова встречала такими кущами в трусах, что впервой примерявшая белья те на неё с месяц назад для поездки на ярмарку матушка не вынесла вида роскошного дочери и вгромкую высказалась: "Лохматень у тебя, хоть стригись! Вона, с жопы аж прёт, ох и будут любить мужики! . . " Чем привела в стыдобу неимоверную свою "донечку" перед братами младшими и старшей сестрой, проминавшимися в ярмарочном ожидании в соседней же горенке...
- Ого! - поддержал Сагу Мел-Зимовец. - Дай-к ей поерошу его!
Полеся и охнула, как почуяла широку крепку ладонь, к ней в трусы пробирающуся. Ножки сжала, что сил, задрожала в пупке.
- Да сыми ты их вовсе! Вишь - невидаль! Ни одна не в портянках таких, а тут на тебе, надумали - рушником подпоясать пизду! - смехом исходил озорник Соловейка, приблизившись.
Тут и стреножили Полесю те батистовы трусики, надарённые маменькой к ярмарке - высвободился во все стороны длинный, чёрный, да жёсткий чуть мех, сразу с двух-трёх сторон облапили мужски лапы за жопу, живот, за пизду... Полеся было забрыкалась, но...
- Княжною, княжною иё! - всвистнулось над лужком.
Благодарные девки с неделю потом Полесю любили-одаривали особенно: за всех разом пошла! Поотпустили хлопцы девах на стороны, развязываться, а Полеську поставили в "бурелом", опрокинув через свежий снопок. И доколе там девки хихикали, высвобождаясь от пут, да уставившись на "голый страм", хлопцы понавострились в кружок - зорко дрочить на заголённо-расставленную пред их взор девку красную. Рассказчиком Сага пошёл. Подсел под пизду, хуй прёт из мотни, и давай повещать - как и что - всю ватагу...
- Ого-го! Хороша! Пиздёнка скромна, да поджимиста! Вишь, стесняется - коленки сучит... Жопы булочки розовые, дёргаитца... гуськой дрожит... Зря стеснёна, Полесюшка, ведь не сегодня ебать! . . Волоса, правда, уж охо-го - и прощелок-то еле видать! . . Пахнут нежно, но с новизной...
- А ты раздвинь ей булки на весь опор, да нюхни - како там? - посоветовал, сгоряча мельтеша кулаком по струку, Кормчий Круг, и был поддержан всеобщим "хмы-гы... ".
- Хороша Полеська, ох хороша! - совету последовал Сага Степник и развернул Полесю вовсю голытьбу: раздались на стороны торчком волоса, ало раззявилась главная мокра прощелина, а над ней окошко заморщила в лучики и жопына створка коричнева. - Хороша, да на запах вкусна! . . Хлопцы, да гляньте ж только суда! У ниё ж пизда мокрая вся, как ей, видно, невмочь боле терпеть! Вон чиво она жопой подёргиват! . . Ебаться хочет! Только гляди!
Настропалились порядочно все, один соглядатай не выдержал: смело стрельнул струёй через спинку Полеси позагнутую в товарища, вызвал лёгкий приотпускающий смех... Сага же тут добрался до сути:
- А зырь: ведь у Полеськи целяк! Ну-ка, ну-к...
Посильнее ещё взял на стороны тёмноволосые губки её и развёл до невозможности. Целка вся высветилась.
- Я быть может промну? - приподнялся над ней Сага с хуем своим наперевес, да потрогал у целки той рот своим фиолетовым головуном.
- Я-ть те промну! - осерчал ни за что на него Ракитка Село. - Они с Андрейкою осенью женятся, чё иму я скажу - где целяк?
- На хер нужен иму тот целяк! Целоваться что ли с той целкою? - сопнул Сага, водя по Полеськиной сладкой пизде в скользком всё боле прощелке.
- А хоть и целоваться, тебе-то чего? Мне Матюшка-Андрей званый брат, может нужно иму для чего? - уняться не мог Ракита Село, хоть уже и всё быстрее дрочил, остальных догонял.