Полковник Копейкин

- Не-е-е. Жратвы хватает. Ты далеко?

- Ты жди здесь. Через десять минут я буду.

Полковник поднялся, отряхнулся и пошел отвязывать пса.

- Так подождешь?

- А куда я н-на хуй денусь? Ты только по-быстрому, ага. - И опять завалился.

Александр Петрович споро, подгоняя собаку, зашагал к дому. Войдя в квартиру, позвал жену, чтобы помыла пса, а сам полез копаться в стенном шкафу.

- Ты че там ищешь?

- Да фонарик. Шокер я потерял. Искать пойду.

Он взял не только фонарик, но и тайком сунул в карман рулон скотча. Затем тихо прошел в спальню, достал из тумбочки и быстро сунул в карман пару презервативов и женин гель для лица. Шнуруя кроссовки, укоризненно посмотрел на старшую, устроившую в коридоре телефонные разборки с подругой, и кивнул в сторону заснувшей младшенькой. Потом заглянул к заигравшемуся сыну и молча ткнул в напряженное плечо - мол, быстро побеждай или сдавайся, и, не поднимая глаз на выходящую из ванной жену, тихо выскользнул за порог.

По дороге в который раз всплыло в памяти лицо рядового Громыко. Когда Александр Петрович, тогда еще капитан Копейкин, служил в погранотряде, был у него в части салага один, Громыко. Красавчик с соломенными волосами и карими глазами. Когда утром выходили все на физзарядку, взгляд капитана моментально выхватывал из шеренги голый торс Громыко. Он был не крупнее и не мельче остальных, он был, - а капитан тогда боялся даже про себя произнести это - самым изящным. Александр Петрович никогда с ним не заговаривал, он всегда боялся подойти к нему и даже посмотреть в упор. Но всегда, в строю ли, в толпе, в столовой, он украдкой искал соломенную голову. Когда капитана переводили в другую часть на другом конце страны, перед отъездом его потянуло бросить прощальный взгляд. Громыко он нашел в раздевалке бани, обнаженного, торопливо суетящегося с полотенцем, и не мог оторвать взгляда от его тела. Когда Громыко поднял голову и с недоумением посмотрел на капитана, тот отвернулся и быстро, почти бегом, зашагал домой лихорадочно помогать жене собирать вещи.

Месяца через два жена получила письмо от подруги из той самой части. В нем было и главное происшествие в отряде. Одного солдата-первогодку то ли изнасиловали сослуживцы, то ли пытались, так он устроил в казарме стрельбу и порешил шестерых, потом выстрелил себе в рот. Может, вы его и знали, Громыко фамилия. Капитан Копейкин сказал жене, что такого не помнит.

Но всякий раз, когда у него, теперь уже полковника, становилось на душе смутно, или дрожь тревоги барабанила в висках, или гноимое годами напряженное возбуждение прорывалось из проклятого подсознания, почему-то всплывал Громыко, обнаженный и беззащитный, с широко раскрытыми карими глазами.

А вот и светлое пространство за гаражами. Петрович подошел к турнику,в легком прыжке зацепил перекладину, подтянулся, подъем переворотом делать не стал. Сколько раз наблюдал он здесь подростков, спортивных и не очень, красавцев и хило-прыщавых. Одного астеничного пацанчика лет семнадцати даже на руках поднимал, помогая дотянуться. Руки на его талии тогда, помнит, дрожали, отпускать горячее молодое тело страсть как не хотели. Только парниша тот из соседнего дома, и отца его, собачника в очках, Петрович знал.

Леха застыл в той же позе, что полковник его оставил. Александр Петрович присел на корточки, налил полный стакан и выпил. Потом отодрал край скотча и подсел к парню. Провел пальцами по его щеке. Тот не проснулся. Тогда Петрович осторожно вытащил из-под спящего тела левую руку и стал наматывать скотч на сложенные за спиной запястья, ленту перегрыз зубами - получились наручники. Когда полковник то же проделывал со щиколотками, Леха шевельнулся и промычал, попытался приподняться. Тогда полковник дал разряд электрошока в шею - парень сдавленно вскрикнул, и голова снова упала на траву. Закончив с ногами, Петрович приподнял Лехину голову и стал обматывать ее, чтобы плотно закрыть рот. Леха стал дергаться. Снова удар шокером, уже подольше. Завершив операции со скотчем, полковник откинулся на спину и минуту отдыхал, затем встал, взял тело парня под мышки и протащил метра три к кустам, где света было много меньше. Он не торопился его раздевать, он стал гладить его босые ноги, особенно высокий свод стопы, а потом все тело через одежду, потом волосы. Тело оставалось недвижимым. А руки полковника дрожали.

Он не хотел торопиться. Стремность ситуации отошла на второй план. Он просунул руки под его потную майку и стал гладить безволосую грудь, пощипывая соски. Затем задрал майку до плеч и провел по соскам языком, потом укусил, потом стал сильно кусать.

Впервые в жизни он ощутил ВЛАСТЬ, не ту, формальную, что в армии над подчиненными, и не ту, что над женой, когда ей это было более нужно, чем ему. А настоящую власть над телом, которое к тому же так страшно возбуждало. Впервые это было МУЖСКОЕ ТЕЛО, красивое и юное, которое столько раз являлось во сне.

Он уткнулся носом под мышки и жадно вдыхал запал проспиртованного пота. Потом носом водил по щетине подбородка. Ему хотелось прильнуть к губам, но разматывать скотч поостерегся.

Огонь рвался наружу, он приспустил свое трико и трусы, и через пару минут пламя выплеснулось. Полковник успел приподняться, и все полилось на Лехин живот с задранной майкой. Мягко растирая, Петрович другой рукой начал расстегивать пуговицы на джинсах и стаскивать их. Он прильнул лицом к паху и расслабился. И запах прелой мошонки показался ему много желаннее, чем "Диор" жены.

Язык его норовил залезть под короткие трусики, но сладкий миг прикосновения к НЕМУ хотелось оттянуть. Лежа на боку, он одной рукой доставал до упругих полушарий, и гладил их, гладил, пока пальцы не углубились в ложбину.

Он не стал снимать эти белые трусики. Приподнимая тело, он разорвал их по боковым швам, вытащил из джинсов и спрятал в карман. Только после этого он позволил себе прильнуть ртом к маленькому червячку и впервые попробовать его вкус:

Леха, казалось, очунял. Он стал шевелиться и мычать, пытаясь перевернуться.

- Молчи и не дергайся, и ничего страшного не будет, - прошипел полковник ему в ухо. В ответ беспомощное мычание.

Полковник перевернул его на живот, при этом стаскивая джинсы. И крепкими своими руками стал мять бархатные ягодицы, то покусывая их, то, как бы извиняясь, целуя. Затем вытряхнул из кармана гель и презервативы, привычно разорвал зубами упаковку и раскатал резинку на своем немалом достоинстве. Долго и сладострастно втирал гель в его отверстие. Леха вытянул связанные руки, пытаясь ему мешать.

- Ты же не хочешь больше шока? Давай, пацан, расслабляйся. Я потихоньку.

Петрович приподнял его бедра и поставил на колени, отодвигая вверх скованные скотчем руки. Леха почти не сопротивлялся. И медленно напирая, не с первой попытки, но полковнику все же удалось войти. Парень постанывал, но скоро затих, только громко сопел. Петрович медленно набирал темп. Одна рука его отвлекалась на массаж сосков, другая гладила чуть набухший член Лехи. Как ни хотел полковник растянуть удовольствие, взрыв прогремел неожиданно скоро. Тогда всей своей немалой мышечной массой он упал на парня и, обняв, перевернул на бок. Вскоре обмякший член выскользнул из резинки, которая, полная осколков взрыва, так и осталась внутри.