- Откуда же Вы это знаете? Я всегда так внимателен.
- Я не знаю, что ты называешь внимательностью, но моя чёрная кружевная накидка за последнюю неделю так провоняла, не смотря на то, что я её снова выстирала. Такая вонь могла быть только от мочи. И теперь я знаю, какой поросёнок живёт в доме.
Я на самом деле всегда делал это свинство в её чёрное бельё, потому что надеялся, что это в нём это не так бросается в глаза. Но она продолжала:
Давай, сделай теперь это снова! Я хочу посмотреть! Сделай здесь над стоком. Чёрные трусики висят на верёвке.
Это было что-то новое. Собственно говоря, до сих пор мы были одеты прилично, если отвлечься оттого, что ширинка моих штанов была расстёгнута и блузка фрау Мёзингер была расстёгнута. Теперь я, молча снял штаны, потом трусы и надел её кружевные трусики. Это было совершенно невообразимо, и почти моментально я начал ссать. Моя пиписька изливала толстую струю на её чёрные трусики и журчала в стоке.
- Это ты прекрасно сделал, - сказала она своеобразным, стонущим голосом, а её глаза вдруг странно помутнели.
Потом она обеими руками через мокрыетрусики схватила мой хуй и начала его нежно ласкать. Она ощупывала его пальцами, двигаясь по его длине, как будто хотела его подоить. В моём моложавом возрасте я от этого так возбудился, что член у меня снова окаменел.
- Теперь, наконец, мы вставим твоего маленького туда, где ему место.
С этими словами фрау Мёзингер снова подняла свою юбку, но в этот раз выше, чем раньше. И то, что я увидел, такого я ещё действительно никогда не видел, даже не догадывался об этом. Там где, как я полагал, должны были быть кружевные трусики, появилось совсем прозрачное коротенькое кружевное трико из латекса. Внутри оно блестело от влаги и висело под тяжестью жёлтой мочи, которой оно было наполнено, латекс, как бы прилизал куст черных волос и заклеил горячую щель.
- Да, ты не один работал пиписькой. Я это тоже сделала в свои резиновые трусики. Я хотела этого. Так, теперь подойди!
Она втолкнула мой снова вставший хуй между свих бёдер, прямо под то место, где в её резиновых трусиках колыхалась моча.
- Еби меня! - потребовала она, при этом ртом она посвятила меня в новые тайны поцелуев языками.
Её язык имел терпкий запах после облизывания моего окоченелого члена. Между тем снизу она задавала темп яростными толчками задом. Я тоже всё более яростными движениями проталкивался между её бёдрами. Её резиновые трусики такого долго не выдержали, и её моча выливалась через край и капала мне на член. Она плескалась и скрипела, так что я застонал и уже опять хотел кончить. Всё же не задолго, как это произошло, она остановилась и сказала:
- Кончай сейчас, сзади. Это, нам женщинам, ещё больше нравится.
Она повернулась и направила мой пылающий, яростно вздрагивающий хуй сзади снова под обоссаные резиновые трусики.
- Спускай! Спускай! Я хочу видеть, как выплеснется спереди!
И когда я кончал, она держала обе руки перед собой и всё ловила. Потом она облизала все десять пальцев.
На следующее утро я с друзьями уехал в отпуск. Когда мы вернулись, я узнал, что фрау Мёзингер съехала, и неизвестно куда. Уже въехала старая супружеская пара. Они были пенсионерами, и к полному моему разочарованию, у женщины было совершенно невозможное бельё, бесформенные лифы отвратительного цвета и длинные хлопчатобумажные трусики. Иногда на верёвке висела даже её комбинация, основательно покрашенная, из какой-то вызывающей зуд ткани и без всяких кружев. Один или два раза я пробовал снять её штаны с верёвки, но это меня не возбуждало.
Моим единственным утешением было то, что в то утро, когда я уехал на каникулы, я своровал с бельевой верёвки ещё одну кружевную комбинацию фрау Мёзингер. Все каникулы я их постоянно покрывал пятнами и пачкал, пакостя из своей пиписьки, и дрочил. Она стала совсем жёлтой и грубой. Но она была моей единственной памятью о той чудесной женщине, которой я премного благодарен за посвящение во все большие таинства, в бюстгальтерах, трусиках и комбинациях, так же как и в резиновых трусиках, в которые я с тех пор всегда делаю пипи. Эта комбинация служила мне ещё много лет и сегодня она у меня.
Бласиус Пулерман