Дорога заняла целый день, и экипаж Аглаи подкатил к воротам усадьбы уже в кромешной темноте. И что это была за дорога! Привыкшую к ровной брусчатке городских проспектов, Аглаю уже мутило от сменяющихся чередой то безумно медленных тряских лесных тропинок, то ухабистых пыльных просторов полей. Отдельная история про коварную, оказавшуюся бездонной лужу, про невинное с виду болотце, атаковавшее путников армией безжалостных комаров. Аглая устала. Аглая хотела смыть, содрать с себя впитавшуюся в нежную кожу пыль, вычесать из растрепавшейся прически песок и сосновые иглы, искупаться в горячей воде и нестерпимо желала свежее платье, и теплое одеяло, и мягкую подушку. Кой черт понес ее в это, пропади оно пропадом, доставшееся по наследству старое имение!
С такими мыслями мрачная девица откинулась на подушки ставшего за долгие часы неудобным сидения и с долей тревоги вслушивалась в короткие реплики, коими обменивались кучер да отворявший ворота сонный мужик. Привратник, дворецкий? Управляющий? Ждут ли их? Все ли готово к ее приезду? Была мысль, что взору откроется заброшенное, похожее на кладбище, запущенное хозяйство. Собственно, мысль эта так и осталась беспокойно зудящей занозой в ее сознании, ибо фонарей по случаю приезда новой барыни зажигать не спешили. Как ни вглядывалась Аглая в запорошенное пылью стекло экипажа, кроме своего отражения – осунувшегося и взволнованного – в черноте летней ночи ничего разглядеть не могла. Цокот копыт по камням, девушку мотнуло в сторону, еще раз – дорога петляла среди невидимых насаждений. «Все повырублю…» - с этой мстительной мыслью Аглая распахнула дверцу повозки.
- С прибытием! Заждались вас, барыня. – Степенный благообразный мужчина, стоящий на нижней ступеньке широкого каменного крыльца, держал в руке фонарь, свет которого показался Аглае нестерпимо ярким. Зажмурившаяся, она не сразу разглядела за спиной управляющего (а это был, без сомнений, Фрол Лукьяныч) смирную девку. А по осеннему холодный ночной ветер уже заставил ее зябко ежиться в открытом легком платье, и лишь по невнятным, незнакомым ей звукам деревенской жизни – взлаивали собаки, замычала корова, шорох дальних шагов, Аглая поняла, что жизнь в имении если не бьет ключом, то уж во всяком случае теплится. И это ее заметно приободрило. – Все потом, Аглая Матвевна, все завтра, дела-заботы подождут, а вы располагайтесь, отдыхайте с дороги, ни о чем не извольте волноваться да беспокоиться. Дашка вас и проводит, и все обскажет, и поможет… - из-за спины мужчины выступила, чинно опустив взгляд, невысокая, на голову ниже Аглаи, деревенская девка. Чистый сарафан поверх вышитой рубахи, простая обувка, голова покрыта платком – ничто от внимательного взгляда не укрылось.
- Что ж… - Аглая и не рвалась сегодня осматривать поместье. До завтра оно никуда не денется. Беглым взглядом окинула темнеющую громаду дома. Кое-где светлячками светились в окнах огни, вкусно пахло едой, и внезапно Аглая ощутила себя дома. Где-то далеко, словно в прошлой жизни, остался звенящий разноцветными искрами суматошный город, девица кивнула управляющему светловолосой головой – Значит завтра, Фрол Лукьяныч. – И, подхватив подол пышной юбки рукой, застучала каблучками вверх по ступеням крыльца. Девка тенью последовала за ней, ну а вещи уже были занесены в дом.
- Дашкой, говоришь, кличут? – Перед массивной дубовой дверью, ведущей в дом, Аглая приостановилась. – Сколько здесь живешь? Что умеешь? Кому служила? Даша, веди меня сразу в комнаты, есть я не желаю, хочу воды горячей, мыться да платье чистое. – Аглая не сдерживала капризные нотки в голосе, с томной хрипотцой от долгого молчания. – Что темно так у вас? Я свет люблю, много, вели свечей в комнаты побольше…
- Дашкой, барыня… - Девка отвечала с коротким поклоном, голос ее тихий, словно шелест ветра, был приятен слуху Аглаи, понравилась она той сразу. – Не сомневайтесь, барыня, все умею, старательная…- Уже вела за собой новую хозяйку по широким полутемным коридорам, через анфиладу пустых комнат, и вверх по лестнице, едва слышно скрипя тяжелыми ступеньками, на второй этаж. Аглая и оглядеться не успевала. Запахи легкого запустения и пыли будоражили воображение – ах, она наведет здесь порядок…
Новая дверь и, внезапно, яркий свет медленно оплывающих толстых свечей, стоящих по пять штук в тяжелых бронзовых подсвечниках. Просторная комната – спальня, кровать, укрытая ворохом перин, взбитые подушки звали коснуться щекой их шелковой прохлады. Аглая ахнула, всплеснула руками, а Дашка почтительно открывала новую дверь – в ванную, кто бы мог подумать, комнату.
Через порог пахнуло на Аглаю запахом летних трав, горячим паром. Просторная ванна - бадья на гнутых ножках стояла на возвышении, а вокруг – лоханки с отварами и настоями, крынки, кувшины, и свечи, множество горячих огоньков, словно повисших в воздухе.
- Позвольте, барыня… - Пока Аглая головой по сторонам вертела, проворные девичьи руки уже избавляли ее от тугого пояса, споро расстегивали множество мелких бисерин–пуговок на платье, и вот уже скользким шорохом шелка опадает оно к ногам Аглаи. А под ноги заранее подстелен пушистый половичок, чтоб не застудить случайным сквознячком хозяйские ножки. Развязываются ленты, расстегиваются крючки, застежки – и нижняя атласная рубашка, оглаживая кожу теплыми прикосновениями, медленно соскальзывает на пол, оставляя хозяйку усадьбы в коротких кружевных панталонах. Замершая под ногами Дашка восторженно смотрит снизу вверх и помогает избавиться от последнего предмета туалета.
Медленно, словно амазонка – труп поверженного врага, перешагивает обнаженная Аглая ворох своей одежды. Запрокинув голову, глубоко вдыхая горячий аромат незнакомых трав, чувствует, как нежно обволакивает влажный жаркий воздух все ее существо. Не стесняясь своей наготы, шевелением кончиков пальцев получив от Дашки требуемую помощь – перешагивает бортик широкой бадьи, опускается в нестерпимо горячую воду, в айсбергах душистой мыльной пены. Откидывает голову на заботливо подстеленное под затылок полотенце – и замирает, чувствуя себя крупинкой морской соли, растворяющейся в теплом океане.
Дашкины пальцы, не беспокоя, а даря ощущения неги, расстегивают тяжелые заколки, выпуская на свободу спутанную гриву густых, золотистых, словно лунный свет, шелковистых волос. Частый гребень раз за разом проходит от корней до самых кончиков, усыпляя невидимой заботливой лаской. Ровно и тихо дышит Аглая, потрескивают свечи в тишине, неощутимо присутствие Дашки. А меж тем ее руки умасливают волосы тяжестью пахучей смеси, и из всех запахов улавливает Аглая только запах ромашки. Лень шевельнуть рукой, лень задавать вопросы.
А под водой ключиц касается тонкая береста мочалки. Медленно омывая уставшее тело, щекоча прикосновениями кожу – Аглая слабо улыбается сквозь полудрему. Осторожное прикосновение к груди, цепляя сосок – ресницы Аглаи слабо дрогнули, а движения мочалки стали более уверенными. Обходя полукружие невидимой под пеной тяжелой, спелой груди, словно вслепую рисуя кистью на холсте, мягкими мазками, изящными штрихами вырисовывая силуэт девичьего тела. Сладость растопленного меда растекается от горла Аглаи до соска, прорисовываемого под водой с особой тщательностью. Движение мочалки ниже, задерживаясь под грудью, дабы не упустить не омытым ни кусочка кожи. Невольно Аглая изгибается, подставляя вторую грудь, тихим вздохом словно одобряя плавные движения Дашкиной руки. Горошинка соска проступает над водой, розовым острием вспарывая ровную гладь, натыкаясь на клочок пены, который мочалкой размазывается по упругой молочно-белой плоти. Поворачиваясь в воде так и этак, Аглая заставляет снова и снова омывать набухающие нежно-красным соски, натирать до жаркой розовости полукружия женственной груди. И лишь когда закусившая губу молодая барыня задышит быстрее, по-хозяйски пройдется мочалка по впадине живота, очертит контур бедра, и раздвинет в томной податливости дрогнувшие длинные стройные ноги.
-Ах, Дашка, еще, милая… - невнятный шепот сорвется с губ, изогнувшееся в истоме тело влажным плеском русалки оживит неспокойную тишину комнаты. – Вот здесь, так…- тонкие пальчики Дашки разглаживают под водой короткий клочок светлой шерстки на лобке хозяйки. – Ааах…- задохнувшийся вздох, когда кончики девичьих пальцев раздвинут скользкие, набухшие губки и умело нащупают горошинку клитора. И сама тишина прислушается к возбужденному дыханию девиц, играющих в запретные игры.
Вибрацией по всему телу отзовется дрожание кончика пальца на клиторе Аглаи. С шипением втягивая воздух сквозь сжатые, перламутром блестящие зубки, зажмурившись, ерзает Аглая крепким задом, бесстыже виляет бедрами, широко раздвинутыми, натираясь промежностью о не менее бесстыдные пальцы раскрасневшейся Дашки. Рывок, еще один, долгий хриплый стон – и Аглая насаживается на переставшие быть нежными и мягкими пальчики девки.
- Давай, ну же, еще… - Упираясь ладошками в края ванной, барыня плещется в воде, нетерпеливо ерзая на таранящих узкое влагалище пальцах. Искорки от горящих сосков давно спустились к животу, сосредоточились на клиторе, растеклись по влагалищу, поджигая на своем пути все, что может гореть. И невыносима бесконечно долгая пульсация напрягшихся мышц, и Аглая мотает головой – брызги по всей комнате, и уверенные движения пальцев растирают липкость влаги по промежности, клитору, черпают из влагалища снова и снова. Гортанный звериный рык сотрясает тело девушки, конвульсии скручивают мышцы, и на пронзивших тело пальцах вздрагивает, раскачиваясь в оргазме, новая хозяйка усадьбы.
С прибытием.
Видео
Рассказы