Он уже собрался завершить процесс, как она вдруг вывернулась из-под него, припала ртом к его «кию», заиграла губами и языком так, что его «мальчик» тут же расплакался. Она страстно заглатывала эти «слезы», пока оба, изнеможенные и опустошенные, не рухнули на ложе любви.
- Спасибо,- наклонилась она и поцеловала его в губы. Он почувствовал, как на его губу скатилась соленая капелька.
…Вадик шел в свой корпус и думал: «А все же. Когда и где мы с ней раньше встречались? В моем длинном списке взятых «крепостей» именно такой, вроде бы не значится. Стоп! Неужели?!» И тут он вспомнил, что эту родинку, с двухкопеечную монетку на ее правой ягодице, он уже когда-то видел. Именно такая была у той блондинки, которую он завалил на ее питерской квартире, когда ее предки были на даче. «Да. Она права. Именно тогда на моем курсантском рукаве каркала только одна «галка». Теперь он хорошо вспомнил события той ночи. Они истязали себя любовью под жалобный стон пружин старого дивана. Сколько клятв в вечной любви было произнесено в эти моменты обоюдной страсти, а хмурым питерским утром он встал и небрежно бросил ей, что никаких чувств у него к ней нет. Это был испытанный прием по «сжиганию кораблей».
Она рыдала, а он торопливо одевался, твердо решив больше не появляться в этой квартире. Он уже тогда очень дорожил своей свободой и не собирался так дешево ее потерять. Вот и сейчас он думал о том же. А она в эту минуту тихо плакала в своем санаторном номере. Плакала от того, что все еще любила его, помня, как он тогда так коварно бросил ее, трусливо сбежал, оставив ее одну растить его светловолосого сына, так похожего на него, о существовании которого он и не подозревал.
Эдуард Зайцев