- Муженёк ваш, поди, не нахвалится вами?
- Муж есть муж… Его дело не хвалить, а…
- Неужто на ругань щедр?
- И на ругань, и на кулаки то ж!..
Я лежу на боку, повернувшись в её строну и подглядывая за ней из-под края одеяла. И мне видно, что, продолжая заниматься простынями, она так низко наклоняется, что её необъятный бюст повисает под тканью кофточки чуть ли не до самых этих простыней, и в какой-то момент, когда неожиданно из петли выскакивают сначала одна, а потом и другая пуговицы, в образовавшемся глубоком разрезе обнажаются наполовину огромные груди. Очевидно, это не проходит незамеченным и для Георгия. Он вскакивает и кидается к ней:
- Вы не простудитесь?... Позвольте мне…
Он протягивает к ней руки, делая вид, что хочет помочь застегнуться, а на деле избавляя от петли третью пуговицу. Она пытается вырваться от него, но делает это так неловко, что верх кофты сползает с её плеч, а её сиськи словно выпрыгивают из своего укрытия.
- Бог ты мой! – восклицает Георгий. – Я никогда ещё не видел ничего подобного! Можно мне ощутить их величину и твёрдость?
Та, очевидно, настолько поражена всем происшедшим, что Георгию хватает времени, прежде чем она опомнится, обежать вокруг кровати, заключить её груди в свои ладони и покрыть их поцелуями. А мне же, пока он не успел загородить её собою, бросаются в глаза красные соски на остриях каждой их них, окружённые широкими коричневыми ореолами.
- До чего же они плотные! – продолжает восхищаться Георгий. – И какой от них исходит приятный запах!
- Запах? – только и находит что спросить та, делая какие-то не-решительные движения, чтобы избавиться от объятий и поцелуев. – Пот, наверно… Простите… Довели меня, не знаю до чего…
- Да, пот… Но какой возбуждающий! Вот он, этот самый аромат женщины!
И, развернув её задом к кровати, подталкивает к ней.
- Ах, что это вы вздумали? – продолжает бормотать она, пытаясь вывернуться. – Оставьте меня!.. Ни за что на свете!... Я ведь за-мужем!.. И беременна!..
Георгий тем временем распахивает свой халат, задирает себе рубашку и показывает ей свой член – довольно возбуждённый. Не в силах оторвать взгляда от его гениталий, прижатая им к кровати, на которую он пытается её опрокинуть, она всё ещё сопротивляется, но уже без прежнего пыла.
- Вы мне делаете больно! – жалуется она и позволяет теперь усадить себя. - Нет, так не годится!.. А если нас кто-нибудь увидит?
- Кто?... Мой братец, что ли? Он спит без задних ног, хотя ему было бы, думая, полезно взглянуть, как это делается…
С этими словами Георгий снова подталкивает её, и когда она, расслабившись, опрокидывается на спину, задирает ей юбку и рубашку.
- Какие великолепные бёдра! Но зачем так сжимать их? Что такого может быть между ними?.. Каштановые волосы клинышком… Но что под ним, не различить… Жаль, конечно!.. И всё же, можно приласкать ваши лядвеи?
- Чего, чего? – переспрашивает она с некоторым испугом.
Я вижу, как она, опершись на свои локти, приподнимает голову, а он опускается коленями на пол и, обхватив эти самые лядвеи, то есть ляжки, начинает похлопывать по всей их длине, поглаживать, затем опускает лицо и принимается целовать, причмокивая.
- Надеюсь, вы не против? – чуть приподняв голову, спрашивает он немного спустя. - А к холму Венеры можно будет приложить губы?
- К чему, чему? – уже чуть ли не весело спрашивает жена управляющего. - А вот вы о чём… Но там ведь… пахнет совсем не так…
- Да, мочою… Но это возбуждает меня ещё сильнее…
Он ещё дальше задирает подол её рубашки и рассматривает громаду её живота. Я тоже не без удивления на него взираю, особенно на пупок, который выпирал, а не утопал, как это было у меня. Вижу, как Георгий лизнул этот пупок, и вижу, что жена управляющего остаётся неподвижной, а груди её свисают набок. Он завладевает ими, для чего ему понадобилось привстать с колен и взгромоздиться на кровать рядом с нею.