- Да, мэм, тем более что, пробудившись с криком, я убоялся, что, возможно, потревожил вас, так как внезапно вспомнил, что уже не у мамы в комнате, а по соседству с вами. Надеюсь, что я не разбудил вас?
- О, нет, мой дорогой мальчик; я совсем не слышала вас, иначе я бы встала, чтобы увидеть, что же случилось.
И я перехватываю взгляд миссис Бенсон и по её выражению и лёгкому кивку нахожу, что ей понравилась рассказанная мной история.
После завтрака мы, как принято, направляемся в классную комнату. Я нахожу, что мисс Ивлин в своих манерах более добра ко мне, чем обычно. Она заставляет меня встать ближе к ней при выслушивании моих уроков, порою позволяя своей левой руке опуститься вокруг моей шеи, в то время как пальцем правой водит по моей книге, и слегка надавливает ею, прежде чем снова поднять её. Эти маленькие нежности часто повторяются, как если бы она желала и дальше приучить меня или себя к подобной привычке, так чтобы, несомненно, постепенно увеличивать их до кое-чего более определенного. Я не могу не почувствовать, насколько различный эффект эти ласки произвели бы двадцатью четырьмя часами ранее; но теперь, когда страсти удовлетворены, а я захвачен новой любовью, к миссис Бенсон, казалось бы неизбежного восстания петуха, вызванного этими ласками мисс Ивлин, не происходит.
Не то чтобы что я отбросил все желания обладать ею. Напротив, урок, полученный мной прошедшей ночью, только ещё более увеличивает моё желание поиметь и мисс Ивлин. И поэтому я ни в коем случае не отвергаю явленные ею ласки, но лишь невинно вглядываюсь ей в лицо и нежно улыбаюсь.
После полудня она более экспансивна и притягивает меня к себе рукой, возложенной мне на талию, и мягко прижимает меня к своей персоне, говоря:
- Что ж, вы проявляете должное внимание к своим урокам... И жаль, что я вынуждена была так строго наказать вас неделю назад.
И, притянув меня к своим губам, даёт мне сладкий поцелуй, который я с рвением возвращаю. Я чувствую, как мой дрекол поднимается до предела, поскольку эти ласки взаимны и поскольку мисс Ивлин держит меня тесно прижатым к своему бедру, она, должно быть, чувствует, как он пульсирует напротив неё.
То, что это так, у меня нет сомнения, поскольку её лицо вспыхивает и она говорит:
- Ну и ну, что делается... Идите-ка на своё место.
Я повинуюсь; она же, явно взволнованная, поднимается и оставляет помещение, её отсутствие длится четверть часа. У меня нет сомнения, что ей это время понадобилось, чтобы охладить свои чувства, и ко мне приходит мысль, не умудрится ли она уже на днях поиметь меня. Что ж, я могу позволить себе оставить это на её собственное усмотрение, ведь моя другая (с прошлой ночи) прелестная учительница должна занимать меня здесь упражнениями и охлаждать шипение страсти, которая бы в ином случае заставила бы меня и потрудиться.
Ничего особенного не происходит в течение дня; миссис Бенсон нарочито безразлична ко мне и ни разу не попробовала приблизиться или проявить ко мне фамильярность; я ищу её взгляды и следую её примеру.
Мама рано посылает меня в постель:
- Ведь вы же не выспались предыдущей ночью, и я боюсь, как бы вам не стало хуже .
На сей раз моя прелестная наставница находит меня крепко спящим и будит только после того, как заканчивает свой вечерний туалет и оказывается полностью готовой принять меня в свои объятия. Я вскакиваю и тут же, не произнеся ни единого слова, опрокидываю её на спину и оказываюсь в её восхитительном влоге настолько далеко, насколько в силах ввести свой твёрдо стоящий дрекол. Моя энергия и ярость, кажется, нравятся леди и стимулируют её отвечать на каждый нетерпеливый выпад такой же нетерпеливой поддачей вперёд. В такой спешке очень быстро наступает кризис - со взаимными вздохами, "охами" и "ахами", мы падаем истощенными и лежим в течение очень короткого времени, после чего прелестная миссис Бенсон говорит:
- Отчего, Чарльз, вы так свирепы со мной? Что за спешка? Правда, это было довольно здорово, и я прощаю вас, но в дальнейшем вам следует быть более разумным.
- О, моя возлюбленная наставница, как мне исправить это? Вы так прелестны, и настолько добры ко мне! Я обожаю и люблюкаждую часть вашего прелестного тела. Да, понимаю, что был слишком порывистым... Но я попробую компенсировать это, целуя и лаская дорогой источник всех моих радостей.
Она не противится:
- Что ж, делайте то, что вам нравится.
Соскользнув с кровати, я приникаю губами и языком к её восхитительному влогу, совсем влажному после нашей взаимной разгрузки. Он оказывается настолько сладким на вкус, что я сначала начинаю облизывать между губами и прикладываюсь к её возбужденному клитору, а большой и другой пальцы заставляю работать также, как и предыдущим утром, когда бросал её в экстаз восхищения. И вот она снова получает восхитительную разгрузку. Поднявшись затем с колен, я толкаю в её здорово увлажнённый и бархатный влог свой дрекол - как вы можете вообразить, он был особенно безудержен после контакта моих уст с изящными гениталиями, что я сосал.
- Остановитесь, Чарльз, дорогой! Я покажу вам другую позицию. Хотите, чтобы ваш восхитительный укол легко и полностью поместился в ножнах, которые так очаровательно возбуждены вами? Тогда прилягте справа от меня - на бок, на бок.
Продолжая лежать на спине, она закидывает свою правую ногу на мои бёдра и говорит:
- Согните свои колени и подайте их вперёд, раздвиньте ноги, или лучше приподнимите правую.
А сама просовывает своё левое бедро между моими бёдрами, затем, слегка извиваясь, приподнимает ко мне свой зад, так что губы её влога оказываются непосредственно перед моим дреколом, схватывает его своими тонкими пальцами и уверенно направляет в грот Венеры. Я делаю один или два толчка, а она раз или два вздымается и опускается, чтобы удобнее приютить его.
- А теперь,- говорит она, - лучше всего будет поступить с ним так: можно непрерывно продолжать, или же время от времени останавливаться для всякого рода объятий или разговоров, как нам понравимся. Вам вполне удобно?